этого, набитого долларами, но противного ей «Кацо». А он был безмерно счастлив и благодарен ей за то, что его ненаглядная, наконец-то стала его женой, окропив его тело своей первой, девичьей, девственной кровью.
Он обнял ее за шею и, прижав ее ухо к своим губам, с ехидцей спросил:
— Ну, а как же теперь твой грузин? Он-то, поди, мечтает о целочке...
— Да пошел он, барыга! У него вместо глаз одни «баксы», — чертыхнулась она.
— Значит, мир? — поцеловал он ее в горячие, пересохшие губы.
— А мы с тобой никогда не ссорились. Просто ты избегал меня, а я тебя все время любила и ждала.
... Он словно на крыльях летел к своему кораблю. Войдя в дежурную рубку, сделал вид, что не заметил, как мичман насмешливо глянул на него. Было ясно, что тому уже услужливо позвонили с КПП.
— Что так долго? — спросил помощник. — До Нового года ровно пять минут.
— Да так... Комбриг накачивал...
— Не знал я, что наш комбриг красит губы, — усмехнулся мичман и протянул лейтенанту маленькое зеркальце, из которого глянуло на него измазанное помадой вперемежку с кровью лицо и в кровь искусанные губы.
Эдуард Зайцев.