саднящую носоглотку. Капли полетели во все стороны, и отдышавшись, девушка с ужасом увидела, что заляпано даже ожерелье на груди жреца.
— Убирайся, — полным ярости голосом сказал жрец.
Асенат торопливо двинулась к выходу.
— Сначала убери все, что напачкала! — остановил ее разъяренный крик. — Неуклюжее отродье Сета!
Но стыд и гнев заставили Асенат выбежать прочь из домика, а затем прочь из храма, так и не убрав за собой.
Девушка бежала, на бегу стирая с лица капли семени, слюней и слез. Что она наделала? Ведь завтра новое занятие. Жрец ее убьет. Задушит своим стержнем, просунув глубоко в горло, и будет смотреть с мстительным удовлетворением, как она умирает, задыхаясь. Или откажется с ней заниматься и ославит на весь город бестолочью и неумехой. О браке с Рунихера придется забыть...
— Эй, куда это ты так несешься? — спросил бородатый, худой нубиец, на которого расстроенная девушка натолкнулась, торопливо пробираясь в рыночной сутолоке.
Асенат шарахнулась в сторону и молча зашагала дальше. Добравшись до дома, она умылась, также молча ушла к себе в комнату и там улеглась на постель. Бабушка заглянула было и велела:
— Вставай, помоги мне с циновками.
Но когда Асенат не двинулась, против обыкновения не схватила тростниковую палку, которой регулярно охаживала внучку за строптивость и лень. Вместо этого бабушка ушла во двор плести циновки с помощью старой рабыни, а Асенат осталась лежать, бездумно следя за букашкой, ползущей вдоль пробивавшегося в щелку луча Ра. Кажется, она успела задремать от усталости и избытка чувств и встряхнулась, лишь услышав бабушкины причитания со двора. Пора идти помогать, иначе точно спине не избежать встречи с тростниковой палкой. Но тут Асенат разобрала, что вместо привычных проклятий со двора доносится:
— О милосердная Исида! Бесценно благословение твое!
В своих речах бабушка часто поминала Сета и его отродий, а вот упоминание Исиды и ее благословения было крайне редким. Как и неподдельная радость в голосе и звуки, похожие на всхлипы, раздавшиеся следом. Девушка вскочила с постели.
Во дворе бабушка, причитая, обнимала какого-то мужчину.
— Твой отец вернулся, — сообщил дед, пожевав губы пустыми челюстями. — Я говорил, что он успеет.
Асенат вспыхнула от неожиданности, изумления, облегчения, злости... Целая буря чувств взметнулась внутри.
Бабушка, наконец, отпустила своего сына, позволив выпрямиться худому, бородатому, сильно загорелому мужчине, тому самому, которого на рынке Асенат приняла за нубийца.
Он посмотрел на Асенат, но девушка всем своим видом постаралась показать, что бросаться к нему на шею не собирается.
— Пойди сюда, Рет, — позвал дедушка, и тот, повернувшись, подошел. Старший мужчина дома потянул младшего на циновку, усесться рядом с собой, а потом ладонью провел по лицу и плечу сына.
— Сколько вас вернулось?
— Один.
— Боги были милостивы к тебе.
— Я просила Исиду о твоем возвращении день и ночь, — вклинилась в разговор бабушка.
На весь оставшийся день она намертво вцепилась в своего сына, повсюду следуя за ним по пятам и непрерывно рассказывая. О том, как крокодилы сожрали мать и брата Асенат, о том, какие