Предбрачный ритуал. Часть 2

похороны и гробницы и где им устроили, о том, сколько это стоило. О дедушкиной глазной болезни, о том, что бесстыжий начальник верфи прогнал его, хотя дедушка еще мог работать, о том, сколько раз она ходила ругаться и жаловаться главному корабелу. О продаже дедушкиного раба, о тете Банафрит, ее муже и их детях... Асенат уже казалось, бабушка никогда не замолчит. А отец слушал (или делал вид, что слушает) и продолжал заниматься своими делами: совершил омовение, переоделся, вместо странного чужеземного рванья надев оставленные в доме много разливов Нила назад передник и схенти, поел. Он не сбрил бороду, и теперь, в традиционном египетском одеянии с этой бородой выглядел странно. Растрепанная, не заплетенная в косички, к тому же росшая на лице, а не подвязанная к подбородку веревками, борода выглядела дико, как у аморейских пастухов. Часть волос в ней была седая.

Старая рабыня и бабушка хлопотали вокруг вернувшегося, принося то воду, то одежду, то еду. Бабушка, наконец, перешла к рассказу о выборе жениха для Асенат, о готовящейся церемонии заключения брачного договора, об обучении Асенат в храме и необходимых жертвоприношениях.

Приученная почитать и не перебивать старших Асенат молчала, но все больше закипала внутри себя. Злилась на бабушку за ее назойливость и говорливость. Злилась на дедушку, за то, что не пытался бабушку одернуть и остановить. На этого странного человека, который не помнил Асенат и в упор не видел (она его, впрочем, тоже), и который, несмотря на худобу, вел себя спокойно и равнодушно, будто нажравшийся до отвала подручный Сета — гиппопотам. А еще Асенат злилась на саму себя за то, что ее все это злит.

На закате, видимо, прослышав о возвращении родственника, явился дядя Кахотеб, первым делом поинтересовавшийся, в каком состоянии корабль и какие товары тот привез.

— Я приплыл с финикийцами.

— С финикийцами?! — в дядином голосе слышалось глубокое разочарование. — То есть ни товаров, ни корабля? — И, потрясенно покачав головой, Кахотеб пустился причитать о финикийцах, сбивающих цены на всех рынках, и о настигших торговлю дурных временах.

— Ты проверяла торговые записи, Ати?

Вопрос застал врасплох не только дядю. Какая она ему Ати? Она уже давно не малявка, бегающая голышом, и вообще... Разумеется, Асенат умела пользоваться всеми шестьюдесятью четырьмя частями уаджета (Уаджет — глаз бога Гора с его помощью в математике египтяне обозначали дроби. По одной из версий мифа, Сет разрезал глаз Гора на 64 части. Рисунок зрачка означал дробь 1/4, брови — 1/8 и т. д.) и еще при жизни матери начала изучать искусство бога Тота и богини Сешат (искусство письма и счета).

— Это мамино наследство. Тебя не касается.

Сердце стучало в ушах, но Асенат с вызовом встретила устремленный на нее взгляд. Он к ней даже не подошел, ничего не сказал. Все, что ему интересно после стольких разливов Нила, которых он не видел — доходы от торговли зерном.

— Ты как с отцом разговариваешь?! Мало я тебя тростником охаживала! — Асенат