Настоящий спартанец

ты не знаешь моего отца... — и оба они тяжело вздохнули...

Дома Петька оставил записку: «Ни хачу с Вами жить. Уъежжаю. Петя», при этом в семи словах Петька сделал четыре ошибки, зато местоимение «Вами» написал с большой буквы, что, как он считал, должно было придать его словам торжественную серьёзность и тем самым показать, что он, Петька, нисколько не шутит; а Мишке велел ни в коем случае — даже если его, Мишку, «будут пытать» — не говорить, куда он, Петька, поехал...

— Пусть любуются на эту дуру... — сказал Петька Мишке, имея в виду двоюродную сестру Леру.

— А киска у неё ничего... я бы ей всунул, — Мишка, изображая человека бывалого, поцокал языком, и они оба весело рассмеялись...

В девять тринадцать подошла электричка — Петька и Мишка тут же скрепили расставание крепким мужским рукопожатием, Петька нырнул в тамбур вагона, и — в девять двадцать электричка, дёрнувшись, помчалась дальше...

С двумя пересадками, но без всяких приключений Петька добрался до бабкиного дома только к вечеру; бабка жила в районном центре — в большом, раскинувшемся на берегу реки селе, утопающем в пыльной зелени... Но когда Петька, уставший и голодный, вошел во двор и, уже предвидя радость встречи, прокричал:

— Бабуля! Ты где? — его ждал не очень приятный сюрприз: вместо бабули на двери дома висел громадный замок, что означать могло лишь одно — встреча откладывается...

Петька поначалу даже чуть растерялся, но тут же вспомнил, что, когда они были весной, ключ от кухни-времянки бабка вешала на гвоздь, вбитый в стенку сарая, и, кинувшись туда, ключ там обнаружил; это совершенно меняло дело! Петька открыл кухню-времянку и перво-наперво заглянув в холодильник — в холодильнике были яйца, масло, сыр, стояло в банке молоко... ну, и чего он растерялся? На грядке Петька сорвал два молодых, в острых пупырышках огурца... хлеба в хлебнице не было, но магазин был рядом, буквально через дорогу — Петька сходил в магазин, купил на последние деньги батон... и через двадцать минут он уже ел яичницу, совершенно счастливый и очень даже довольный собой, — он, Петька, чувствовал себя полным хозяином своей собственной судьбы... Бабки не было, а между тем незаметно стемнело — и над селом опустилась ночь; в сарае Петька обнаружил раскладушку — ни простыней, ни подушки, ни какого-либо покрывала не было, и Петька, поставив раскладушку под яблоней, улёгся спать, не раздеваясь, — сон спеленал его в ту же минуту, едва он лёг... и проспал Петька до самого утра, не замёрзнув и ни разу не проснувшись... Утром бабка не появилась, и Петька позавтракал в одиночестве — с остатками батона попил молока, потом полил грядки с огурцами и помидорами, и еще — полил цветы в палисаднике, — к обеду все дела были переделаны, и Петька откровенно заскучал... О доме он совершенно не думал — в нём уже не горела «жажда мщения», и душа его не требовала сатисфакции, и вообще... вообще — Петька чувствовал себя «человеком мира». Зато о Мишке он вспоминал несколько раз — Мишки