все, — сказала Глаша, рассеянно глядя перед собой.
У Володи не было никакого резона не верить ей.
— Ясно. Значит, так: эта самая теорема...
После пар Глаша сказала, что ей нужно сходить по одному делу.
— Я с тобой! — сразу вызвался Володя.
— Нет, мне нужно одной. Прости, пожалуйста...
— Почему одной? Что за дело?!..
— Ну... Поверь, в этом нет ничего такого. Это никак не связано ни с каким парнем, или там... Ты же доверяешь мне?
Этот вопрос имел только один ответ. Чмокнув Володю, Глаша ушла, оставив его в самом отвратительном настроении, которое только можно придумать. «Та женщина» — не сомневался Володя; но почему нужно было скрывать от него?
Он хотел было идти следом, но стало противно, и он повернул домой.
— Приветствую, молодой человек.
Навстречу вышла компания альфа-самцов из его группы: двое «мажоров» и двое сочувствующих, среди них Пулюй.
Володя задрожал от злости. Только их сейчас не хватало.
— Че надо?
— Вот зачем ты так сразу, а? Зайдем в кафе, перетрем кое-что...
Они уже подкатывали к нему — предлагали деньги, чтобы Володя бросил Глашу.
— Пошли нахуй, уроды.
— Володь, ты че сразу в атаку, а? — заголосил Пулюй. — Слышь, Макс, как он? Вот он всегда так!
Со всех сторон на Володю поперли возмущенные голоса:
— Эти косоглазые вечно какие-то бешеные. Обиженные на всех. Ты че сюда приехал, если ты такой обиженный?
— С обиженными знаешь что делают?
— Такая девушка не для тебя, непонятно чтоль?
— Не твоего статуса экземпляр...
— Найди себе какую-нибудь там Гузаль, или Айгуль...
— Нет, ему надо наших русских девочек. Полная Москва вас, черножопых, что тебе, мало, что ли? Понаехали тут, как к себе домой...
Володя почувствовал, как у него темнеет в голове. Выставив кулак, как таран, он рванул вперед и въехал им в ближайшую морду.
Дальше он плохо помнил, что и как. Из комка сплошного мелькания и воплей вдруг соткалась скверная картина: сверху, над ним были подошвы, много подошв, и они скакали прямо по нему — по лицу, по животу и везде. То, что не было больно, было самым скверным.
И тут Володя услышал какой-то писк, как у чайника, когда тот вскипает. Он вдруг понял, что этот писк — Глашин голос (хотя он у нее совсем не был писклявым).
— Беги отсюда! — попытался он крикнуть, но не услышал себя.
Дальше было совсем странно. Сквозь мелькание подошв он увидел Глашу, которая стояла с полузакрытыми глазами, как обкуренная, и что-то шептала. Подошвы вдруг прекратили мелькать, и вокруг Володи с воплями стали падать тела, одно за другим. Чьи-то ноги попытались было драпать, но и их хозяин издал сдавленный крик и шлепнулся головой в грязь.
Глаша была уже над Володей. Она не плакала, не причитала, и лицо у нее было не слезливое, а страшное, как на древних иконах. Она положила руки на Володю, продолжая что-то шептать.
Тот не знал, что ему думать и чувствовать.
Все мысли и эмоции отмерли, и вместо них остались только мурашки, которые спали где-то под ребрами, а сейчас