Начало лета. Июнь. Раньше, ужасно давно, когда Машка была маленькой, она больше всего любила это время года. После окончания школы ее отправляли на лето в деревню к бабушке. Там их собиралась целая ватага — двоюродных, троюродных братьев и сестер, соседских ребят — как деревенских, так и таких же как она — гордо задирающих нос городских. Играли целыми днями, носились по полям, прятались от грозного деда Максима, а когда звали, с энтузиазмом шли помогать взрослым в поле. С тех пор, наверное, запах свежей, подсыхающей на ярком солнце травы был для нее самым любимым, ассоциировался со свободой, неудержимым счастьем, был квинтэссенцией самой жизни.
Сейчас из широко открытого окна доносился призрачный запах, напомнивший те годы. Газонная трава — это не луговое сено, она пахнет иначе, пропитавшись выхлопной гарью бензокосилки. Бабушка умерла три года назад, дом в деревне продали, а новые хозяева снесли, огородив участок забором и отгрохав усадьбу. Ничего не осталось, что напоминало бы о том времени.
Машка тяжело вздохнула. Детство пролетело как миг.
‒ О чем так грустно вздыхаешь? ‒ спросил Герман, заходя в комнату после душа. Маша уютно устроилась в кресле, разложив книги и тетради веером вокруг. Завтра последний экзамен, в пятницу выпускной, бег времени неумолим.
‒ Вспомнила бабушку, деревню, ‒ снова вздохнув, ответила, с интересом разглядывая поблескивающие капельки, запутавшиеся в волосках у него на груди и стекающие ниже к опоясанным полотенцем бедрам.
Герман, заметив ее взгляд, сделал страшные глаза.
Машка хихикнула.
Какую бы грозную гримасу он не строил, она уже точно знала, что надо смотреть не в лицо, а ниже, если хочет ответа. А там явно были не против ее игривых мыслей.
‒ Как здорово было быть ребенком, ‒ с ностальгией добавила Маша.
Герман усмехнулся — недалеко ушла! Восемнадцать то исполнится только через пару недель, в начале июля.
‒ А каким ты был в детстве? ‒ любопытно спросила, все же намеренная продолжить разговор, не замечая, что Герман закрывает окно, явно намереваясь поддаться давлению низов. ‒ Марек похож на тебя?
‒ Нет, он больше на деда, Оксаниного отца похож, ‒ все же ответил, присаживаясь в кресло напротив. ‒ Я был ужасным хулиганом, а он очень послушный.
‒ Ты? Сочиняешь! ‒ засмеялась Маша.
‒ Честно! Родители со мной покоя не знали. Что я только не вытворял, в школу как на работу ходили.
‒ Ужас! Расскажи что-нибудь! — попросила девушка.
‒ Ну, однажды, во всем районе воду отключили, а мы с пацанами пролезли в школу через подвальное окно и открутили все краны. — Машка от восхищения и ужаса прикрыла рот ладошкой, живо представляя продолжение. ‒ Были выходные. Воду включили в воскресенье. А в понедельник нам в школу уже не пришлось идти, сама понимаешь, ‒ с улыбкой и немного смущаясь рассказал Герман.
‒ И? Вас поймали? ‒ широко открытые глаза горят восторгом, словно он ей о вручении Нобелевской премии рассказывает.
‒ Не, повезло. Тогда камеры еще везде не были понаставлены. Но до сих пор стыдно.
‒ Как ты после