Моя дочь — моя сучка

в этом самом «почти». Налить себе чай или перекусить ночью на скоряк — мне приходилось спускаться на кухню, и встретив свою дочь, одетую только в длинную футболку, или в ночнушку, сквозь полупрозрачную ткань которой — проглядывала её ничем не прикрытая грудь... Я отчего-то был не удивлен.

Та самая проявившаяся во мне циничность, через которую я, как через призму, теперь смотрел на неё — позволила мне избегать лишних сантиментов, чтобы напоказ разыгрывать собственное смущение. Была какая-то злость, которая появилась в моем отношении к ней. Нет, не глумливость, а что-то сродни бесшабашности или куражу.

Настя тоже не проявляла и капли стыда, ведь пенять ей за полуголый вид, кроме матери — было некому. Та в это время суток спала.

В поведении дочки появилась какая-то будоражащая меня безнаказанная эйфория, когда она начинала кривляться и манерничать, показываясь мне в самым различных ракурсах и видах, догадавшись, что я вовсе не против подобных её полуночных дефиле.

Например, я не сразу понял, что дочка под длинной футболкой — едва до середины бедра — не надела трусики, увидев её розовую блестящую щелку в тот момент, когда она, открыв холодильник, наклонилась, чтобы достать пачку креветок из морозилки. Я чуть не поперхнулся, увидев эту картину, а Настя, как ни в чем не бывало, уселась за стол напротив меня, продолжив щебетать про учебу и экзамены, отходя к газовой плите, и вертя своей попкой напропалую под музыку. Я же лишь мог что-то мычать, уткнувшись в телек, делая вид, что мне безумно интересны клипы на Муз-ТВ, хотя, она точно догадывалась — куда я пялюсь, хоть и стояла ко мне спиной.

Если сначала я сомневался в том, что это вышло непроизвольно, как-то само собой, то после второго подобного случая — вскоре, уверился, что она сама это все подстраивает.

Ведь ей было проще присесть, чем так прогнуться в поясе, зная, что снизу на тебе не надето ни-че-го! Или встав на коленки на стул, тянуться через весь стол ко мне, зная, что в широком отвороте футболки я прекрасно разглядел мячики её грудей с земляничками сосков. Она открыто дразнила меня! Меня! Своего отца!

Окончательная возможность убедиться в этом случилась при нашей следующей встрече, все так же ночью. Кухня у нас большая, потолки в доме высокие — под три метра, так что Настя не до каждого настенного шкафчика дотянется. Что-то она искала, на самом верху настенного шкафчика, стоя ногами на столешнице кухонного гарнитура — были открыты створки сразу нескольких створок шкафов верхнего ряда, а Настя на цыпочках пыталась заглянуть на самый верх, и на ней опять была надета футболка. Услышав мои шаги, она повернулась, увидев мой укоризненный взгляд на то, что она с ногами туда забралась. Кота постоянно гоняю газетой за подобные фокусы, так что причину моего недовольства она тут же попыталась погасить: — Пап, я все вытеру... Лучше скажи, куда мама кофемолку от меня спрятала?

На самом деле кофемолку прятал я, но не от Насти, а от