Моя дочь — моя сучка

её матери, так как она считает совершенно нормальным молоть в ней черный перец, что меня раздражает, когда вместо того, чтобы сразу смолоть кофе, мне приходится чистить кофемолку, впустую перемалывая кофейные зерна, чтобы после выкинуть этот шлам в мусорку. Я открыл нижнюю выкатывающуюся секцию, ту, где хранится всякий подручный кухонный инвентарь — воронки, газовый ключ, свечи, спички, топоры. Сначала снял крышку с картонной коробки, в которой лежал паяльник, припой и прочая приблуда, и вытащил завернутую в целлофановый пакет электрокофемолку. Поставил на столешницу, взглянул на дочку. Теперь уже она укоризненно смотрела на меня — сверху вниз: — Ты её от мамы прячешь?

Я лишь кивнул, грустно улыбнувшись.

— Дурдом! Папа прячет кофемолку! Не заначку, не коньяк свой вонючий, а кофемолку! — констатировала она. Коньяк, как и прочий алкоголь — мне прятать смысла не было, всегда пил не только в меру, но и в охотку, то есть разрешения ни у кого не спрашивал. Но и не злоупотреблял. Если еще в самом начале нашей семейной жизни жена пыталась права качать, то вскоре у неё это прошло, поняв, что свинья грязи найдет, и уже не одну, а две, назло врагам — на зов природы.

— Эй-эй! А как же я?! — заверещала дочка, когда увидела, что я развернулся и собираюсь уходить. Я попытался сообразить — в чем дело, пока не догнал, что когда доставал кофемолку, стул по которому Настя туда забралась, я отодвинул в сторону, так как тот мешал выдвижной полке внизу. Я пододвинул стул на место, ногой, но Настя отрицательно помотала головой, требовательно скомандовала, протянув ко мне свои руки: — На ручки хочу!

Я подошел к ней вплотную, а она, спохватившись, повернулась ко мне спиной, закрыть открытые дверцы верхних шкафчиков, и я, подхватив её ладонями за талию, оторвал от стола. Что произошло дальше — стоило ожидать. Её футболка задралась до пояса и полностью голая попка и розовая киска промеж чуточку разведенных ног дочери, предстали перед моим взором, как говорится, во всей своей красе. Правда, это продолжалось недолго, всего лишь секунду, может быть две, но память с точностью фотоаппарата зафиксировала мельчайшие детали этой картины.

Я не смутился, впрочем, как и она, когда коснувшись ногами пола, деловито поправила футболку.

— Трусы где потеряла, — намеренно грубовато и достаточно цинично поинтересовался я, даже не пытаясь скрыть усмешку.

— В стиралку закинула. Мы, девочки, каждый день трусики меняем. Не ждем неделю, пока там ряска зацветет, — она мне улыбнулась в ответ, попытавшись милым тоном и голосом скрыть усмешку, которая проскользнула в конце. Наверное, попыталась меня смутить сама, но я, стоя все так же напротив неё, лишь цыкнул зубами, и шутливо пригрозил ей:

— Смотри, мамка узнает... Выдаст тебе на орехи.

Настя вытащила из пакета кофемолку, и повернув голову на своей изящной шейке вполоборота назад, через плечо, с усмешкой ответила:

— Ну ты же ей об этом не скажешь?

Я согласно кивнул, признавая, что — да, не скажу.

— Будешь кофе? — она делала вид,