Москва слезам не верит

всякие... Москва слезам не верит, знаете ли... И подумал: время позднее, а тут такие дворяне ошиваются, что... И не ошибся, видите...

— Постойте. Вы что, специально вышли, чтобы составить мне личный экскорт?

— Ну... ну да, ха-ха... Можно и так сказать. И видите — пригодился же...

— И часто вы так... подрабатываете?

— Я? Нет. Нееет... Я вообще не подрабатываю. Просто вы мне вдруг очень понравились.

— Понравилась? Чем?

— Сам не знаю. В вас есть что-то такое... Как на старых фото, знаете? Такое одухотворенное... Я как представил: вот вы, и рядом — вся эта наша с вами, извините за выражение, действительность... Вот и пришлось выскочить на три станции раньше...

Царевна улыбалась странной улыбкой, которая и окрыляла Костю, и вгоняла его в ступор. У нее были невыносимо красивые губы, славные, спелые, как у настоящей царевны.

Они прошли уже довольно много. Вокруг были темные щукинские дворы.

— И что, вы... вот просто так идете со мной?

— Ну да.

— Вы, надеюсь, понимаете, что у вас нет никаких надежд на... эээ... продолжение? Что вы, незнакомый молодой человек, вот в такое позднее время идете с незнакомой девушкой, которая не собирается вас ни кормить, ни обогревать, ни... ни целовать в порыве благодарности... Даже не знаете, как меня зовут... Понимаете?

— Понимаю. А как вас зовут, кстати?

— Неважно. И все равно идете?

— А меня Костя... Вы меня прогоняете?

— Ха!... Вот, Костя, смотрите. Раз вы такой весь из себя рыцарь... Видите этих двоих? Они каждую ночь включают музыку так, что у меня синяки под глазами от недосыпа. Поговорите с ними, что ли...

Любители музыки были вдвое выше и толще Кости. Помедлив, тот решительно направился к ним.

— Так, — громко сказал он. — Значит, музычку по ночам любим? А, мужики?

У него откуда-то взялся хриплый бас.

—... А какую группу, а?"Ночной позор»?"Даун Таун»?

— Тебе че надо, мужик? — наконец отозвался один.

— Че надо? Че надо? — орал Костя, наступая на него. Тот пятился. — Я те ща пропишу, че надо! Музыканты, блядь, Моцарты ебанутые! Чтоб ночью было тихо, понял? Понял? И ты понял? — повернулся он к другому мужику.

— Костя! — позвала Царевна.

— Щас!... Народец, блядь. Только о себе, только о себе, — бормотал тот, возвращаясь к ней.

— Пойдем, — она взяла его под руку. — Спасибо, ты настоящий рыцарь. Пойдем быстрее...

— Не, ну в самом деле: только о себе... — не успокаивался Костя. Мужики шли следом.

— Все, все... Выйди из образа... Нам сюда, — Царевна свернула к парадному.

Костя вошел с ней в дом, потом в лифт...

— Ну что? — остановился он, когда Царевна открыла дверь. — Видите? Все хорошо.

— Да, — сказала Царевна, глядя на Костю. — Все хорошо.

У нее были длинные пушистые ресницы, как у пони.

— Не зря, значит, я навязался вам в телохранители... И поспите теперь спокойно... Ну, я пойду?

— А они там ждут, — напомнила Царевна.

— Кто? А... Да ладно, я не боюсь.

— Не боитесь?

— Нет. Ну, я пошел?

— Ну идите.

— До свиданья, — сказал Костя, медленно