Север (вой)

рвал он волоса.

Их поезд — чудо из чудес —

Как незабвенный тот трамвай,

Уплыл за небеса.

Он волоса во гневе рвал —

Хотел её, да не поял!

И старый хрен его стоял,

Вотще три дня стоял.

Такая вот баллада, бля,

Про старые дела,

Про ту, которая дала,

Тра-ля-ля-ля-ля-ля!

И я балладу вам пою —

Охрипший старый дрозд —

За тех, которые дают,

Я подымаю тост!

А те, которые берут

Всех тех, что им дают,

Пусть этот тост до дна все пьют

И пляшут и поют!

Чтоб благодарными им быть

И их боготворить —

Им песни выть, им ноги мыть

И эту воду пить!
* * *

Вес-на-крас-на! И к нам приходишь ты — на дальний берег Волги ты приходишь, туда, где выгнулась Самарская Лука.

Весна-красна! И к нам приходишь ты — и тает снег, и чаще сердце бьётся. И под бушлатом чёрным сердце бьётся — вахтовое измученное сердце — когда мы возвращаемся к тебе, Весна-красна!

Так вот стилем высоким — не низким! — про себя декламировал вдохновенно-печальный Иван, возвращаясь в Самару на несущемся чёрт-те куда самолёте. Так он думал, Иван: «Вот, вернусь: И ждут меня Котик и два плюшевых мыша, и четыре плюшевые собаки. Такая братва — оторви да брось! Как они зашебуршат-замышат — оживут под моими руками и па-айдут куролесить и нести всякую нескучную чушь — дым коромыслом!

А внизу распростёрлась Россия — какая даль! Какая бездна! Только: Только отчего же тяжесть такая на душе — давит? Замирает, остывает на полуоткрытых устах Слово Вещее — некому молвить. Да-альняя дорога выпадает нам — туда куда-то, за тридевять земель, в какие-то там палестины, которые вовсе не палестины:

Котик, Котик мой ласковый! Ради Бога, прости меня навеки — за-всё!

Господи, Господи Иисусе Христе, Боже милостивый! Поми-илу-уй на-ас!»

Самолёт накренился и нырнул вниз, пронзив пылающие закатом облака. Открылась Ивану земля — вся в серых пятнах последнего снега, в изумрудных заплатах озими — весенняя, ошалевшая спросонья. Волга круто внизу изогнулась и блестела закатным оранжевым блеском. Нёсся вниз самолёт — пламя заката лизало дрожащие крылья — над излучиной вещей, над самой Самарской Лукой.
* * *

ЭПИЛОГ

Нацеди мне нектара — я выпью —

Из сосуда с этикеткой белой.

А на той на белой этикетке

Небо развернулось голубое,

Ярая волнуется пшеница,

Тяжким зрелым колосом играет.

Ну-ка, сковырни скорее пробку

И прозрачной нацеди отравы.

Нацеди мне нектара — я выпью..