стояло испуганное, ошеломляющее выражение трехлетней девочки. Тощие ноги клячи дрожали и подгибались, затем все куда-то исчезло. И Босс увидел себя сидящим на какой-то запущенной безлюдной стройке. Кругом валялись монтировки, напильники, молотки, балки и тому подобное, а из-под груды кирпичей вылезали гигантские экзотические цветы, напоминающие белладонну и тропические орхидеи. Боссу стало жутко. «Эй, люди, кто-нибудь»! — заорал он и мгновенно услышал в ответ глухое тарахтение мотора. К нему на сверхъестественной скорости приближался трактор тридцатых годов, за его рулем, ухмыляясь, сидел полковник Александр Псина. «Саша, Саша, это я, Сашенька, мне страшно!»
«Привет, Босс», — прохрипел Псина. Он вылез из кабины трактора, держа в руке огромный гаечный ключ, с которого капало машинное масло. Босс отшатнулся в сторону, подняться он не мог, ноги его как будто приросли к земле, гаечный ключ в жилистой руке полковника прогудел возле его виска. «Меня, меня, — простонал Босс, — за что ты хочешь меня убить?» Трясущиеся руки его тем временем нащупали что-то длинное и шершавое. Это был напильник с длинным, как по заказу отточенным концом. Псина зарычал, затем схватил своего начальника за горло левой рукой, а правая рука с гаечным ключом снова взметнулась вверх. «ИЗВИНИ, МЭРИ ПРИКАЗАЛ, ТЫ БОЛЬШЕ НЕ ПРОНЕШ:» — но Псина не успел закончить фразу, так как острый напильник Босса пронзил ему горло, в лицо ему хлынула липкая и горячая кровь. Вместо крика Псина издал злобно дребезжащий звук, разбудивший Босса. На тумбочке возле кровати надрывался телефон. Босс схватил трубку, как дохлую змею: «Да кто там, еб: твою мать, я вам все яйца поотрываю.» На другом конце провода воцарилась пунктуальная кладбищенская тишина.
— Босс, Босс, это я, Псина. Босс, мы взяли ее, вы сами э: звякнуть просили.
Босс встряхнул головой, — ну да, черт, Сашка. В общем, поговорим завтра. А эту, как там ее, в карцер, и не бить, она в реанимации мне не нужна, привет, — Босс швырнул на телефон трубку и вскоре уснул сном без сновидений.
ЧАСТЬ II.
(изысканное обращение, или экзерцисты)
«Ну держись, ты же романтик», — сказал сам себе Босс и вошел в карцер, который находился в глубоком подвале здания милиции. То, что он увидел, несколько озадачило его. Полковник Псина, подтянувшись, отдал начальнику честь. В углу каменного помещения, со связанными за спиной руками, сжалась тщедушная женщина, рядом с ней стояла миска с похлебкой. Псина был в огромных резиновых перчатках, которые обычно одевают слесари-ассенизаторы. Он отбросил в сторону оловянную ложку и доложил: — «Не жрет, ведьма».
— Не надо так, мой друг! Может, она человечинку предпочитает? — Босс нагнулся и улыбчивым взглядом впился в черные, подрагивающие зрачки узницы, под левым глазом которой был внушительный кровоподтек.
— Сашка, я же предупреждал: без рук.
— Так они же у меня в перчатках, — молниеносно парировал Псина, — мы все были в таких, когда брали ее, сами же сказали: не прикасаться к ней.
— Да не про то я, — Босс махнул рукой, — ты должен усвоить два основных пункта: