были неглупенькие, возможно, они удачно вышли замуж».
— Что вы хотите от меня? — сказала я.
— Пленка, действительно, была рухлядь, — сказал Филипп Модестович. — Но мои друзья, Игорь и Костя, вундеркинды. Поколдовали, в цифру перевели, я всех этих мудрёных терминов и не знаю. Но результат получился неплохой. Не пора ли отсосать?
— Что? — я дернулась от неожиданности.
— Я говорю — в рот возьми, — сказал Филипп Модестович и расстегнул ширинку. — Я тебе железный, что ли, перед голой бабой витийствовать.
Я сорвалась с места и обняла его член губами.
— Всего каких-то пятьдесят тысяч долларов, — Филипп Модестович постукивает пальцами мне по темени. — Сраных пятьдесят тысяч, для твоего мужа пустяк.
— Он жадный, — я поднимаю голову. — У него прошлогоднего снега не допросишься. Он не даст.
— А репутация? — Филипп Модестович. — Репутация дороже стоит.
— Плевать ему на репутацию, — я нежно дрочу член Филиппа Модестовича. — Скажет, что жена блядь, актриса, он не был в курсе. Разведется, еще и дочку отберет. Он такая сволочь, вы даже не представляете.
— Жаль, — в голосе Филиппа Модестовича звучит искреннее сочувствие. — Придется тебя выбросить на помойку.
— Не надо, — я смотрю на него умоляющими глазами. — Я все буду делать, все, что захотите.
— Старовата ты, куколка, — Филипп Модестович поднимает пальцем мой подбородок. — Я за эти деньги, знаешь, сколько молоденьких целок куплю.
— Пожалуйста, — я нежно облизываю ему член. — Я буду стараться!
— Ну, посмотрим, — Филипп Модестович ставит меня в позу «страуса», втыкает член в задницу и ведет к спальне. — Чем там у нас Олюшка занимается?
Я лбом открываю дверь и вижу Ольгу, которая прикрыв глаза и охая, прыгает на хуе моего мужа.
Я плыву в бассейне с мочой. На медицинской кушетке мой муж и высокий худой старик «в два хвоста» ебут Ольгу. Филипп Модестович сидит на троне и пьет шампанское.
— Это, конечно, не шампанское, — говорит он. — Но очень полезно для кожи. Называется уринотерапия.
— Да, мой господин, — говорю я и ныряю с головой.
Когда я выныриваю, мой муж сосёт хуй Филиппу Модестовичу.
— Конечно, куколка, — говорит Филипп Модестович, — было бы наивно полагать, что в наше бессовестное время твой рогатик заплатит за твои грехи молодости. Использовал бы для пиара, а то и казбеков каких наслал бы. Да, Серюня?
Муж мычит и несогласно мотает головой.
— Хороший мальчик, — Филипп Модестович кончает ему в рот. — Иди покамест отдохни.
Ольга занимает место в ногах Филиппа Модестовича.
— Все же женский ротик мне как-то приятнее, — говорит он. — Впрочем, продолжу. Требовалось нетривиальное решение и я горд, что мои мальчики такое решение нашли.
— Это мои питомцы, — говорит высокий худой старик и мочится в бассейн.
— Разумеется, Яков Моисеевич, — говорит Филипп Модестович. — Без вас вообще бы ничего не было, даже сотворения мира. Позволь, я тебе представлю, куколка — Яков Моисеевич Бершензон, заслуженный учитель и наркоман от бога, последние сорок лет не слезает с кокаина.
— И с герыча! — важно произносит Яков Моисеевич. — Я натяну в попку Женюлю?
— Конечно, — говорит Филипп Модестович. — Киса, на абордаж!
Я