Девятое марта

бывает уродов. В твоем возрасте бывают только глупые пигалицы, не знающие себе цену. Тебе ведь сколько? Девятнадцать?

— Ну вот. Если я толстый бегемот — так уже и девятнадцать?

— Ты не толстый и тем более не бегемот. Бегемот мужского рода, начнем с этого. Ты просто телесно зрелая девушка, и это очень хорошо, просто замечательно. Вот только пирсинга в тебе столько, что тебя можно сдавать на металлолом... Так сколько тебе?

Лора во все глаза смотрела на своего спасителя. Было невозможно понять, когда он шутит, а когда нет.

— Судя по молчанию, твой ответ — «ноль»... А ну-ка скажи: «я красавица».

— Зачем?

— Затем. Давай! Три, четыре...

— Я красавица, — прогундосила Лора.

— Неубедительно. Давай еще!

— Ну нафиг? Я же не...

— Что значит «не»? Ты просто краситься не умеешь. Готы и красота — две вещи несовместные. Налепила центнер чернил на каждый глаз и думаешь, что поймала Люцифера за левый рог. И свое тело ты не любишь. Пойми, это искусство — любить свое тело. Если ты его не полюбишь — его никто не полюбит.

— А за что его любить-то? — спросила Лора.

— Так. А ну-ка раздевайся.

— Что?

— Давай-давай!

— Но... как?

— Тебе что, показать, как?

— Но... Короче, я без лифчика.

— И что? Думаешь, я девчачьих сисек не видел?

Это было так невероятно, что... чувство долгожданной феерии вдруг вспучило ей нервы, и Лора быстро разделась до трусов, не сводя глаз с незнакомца.

— Вас хоть как звать-то? А то так и не буду знать, перед кем. ..

— Зови меня Иван Иванычем. Ну? Чего уж останавливаться на достигнутом? — он показал на Лорины черные трусики.

Лора хотела что-то сказать, но вместо этого послушно сняла их, оголив пушистую пизду.

— Другое дело. А теперь идем! — Иван Иваныч схватил ее за руку и потащил к зеркалу. — Смотри! Вот смотри!

Лора смотрела на пышненькую брюнетку, сверкающую телесами в зазеркалье. «Я голая», вдруг осознала она...

— Смотри! Смотри, какая роскошь! — приговаривал Иван Иваныч, бесцеремонно тиская ее сверху донизу. — Смотри! Какой бюст, видишь? Смотри! — мял он Лорины вкусные груди, подшлепывая их снизу. — А тут! Вот где роскошь! — тер он ее бедра, будто решил добыть из них огонь. — И вот!... Переход в талию — и гибкий, и круглый, без углов, смотри... Мечта каждой женщины... А тут! Смотри! — хлопал он ее по щекам. — Не личико — сахар в сметане! Ну это же прелесть просто! Ну как этого можно не понимать? Смотри...

Он был выше ее, наверно, на полметра, и ему приходилось нагибаться, как Дяде Степе.

Лора смотрела и видела, хоть ты тресни, коротконогую кубышку с деревенскими щеками и задницей. Но массаж так оглушил ее, что она вдруг почувствовала свое тело, как никогда не чувствовала его — горячим, ловким и пластичным, до последнего миллиметра пластичным, будто все оно вдруг собралось в пульсирующий нерв.

И — странно, но она вдруг увидела себя глазами Иван Иваныча. Она не стала казаться себе красивее, но... это невозможно объяснить. Его восхищение вдруг передалось ей, проникло