Девятое марта

под ними, Лор? ...Безумная Лор, волоокая Лор... * Девочки, делаем блонди. С золотом, с медом, с рыжиной. И стрижем, конечно. Каре, не слишком короткое, попышней только...

___

*Из стихотворения Гийома Аполлинера «Лорелея». — прим. авт.

Когда Лора выходила из салона, стриженная, перекрашенная, вконец оторопевшая от впечатлений и оттого, что не узнала себя в зеркале — она заметила, как сразу несколько мужчин из толпы оглянулись на нее, и кто-то даже замедлил шаг.

— То ли еще будет, — сказал Иван Иваныч. — Будем считать, что на тридцать процентов мы тебя раскрыли. Осталось еще семьдесят... Погнали, волоокая Лор, совсем мало времени!

— Куда?

— Как куда? В Домодедово.

— Что?!

— Аэропорт такой. Не слыхала? — бормотал Иван Иваныч, вталкивая ее в джип.

— Куда вы меня...

— В одно тепленькое местечко.

— Но...

— Одиннадцатого вечером вернемся. Родаки все равно звонят по роумингу, да? Я кину тебе на счет тыщу рэ. Так сколько тебе лет?

— Восемнадцать...

— Ну и славно. А то я уже думал, что зря старался...

5.

Через три часа Лора, пьяная от мужских взглядов, сидела в кресле самолета Москва-Дубровник, а Иван Иваныч как ни в чем не бывало излагал ей тонкости ловли бабочек:

— С ней надо, понимаешь ли, как с человеком: понять ее. Тогда она сама полетит на тебя...

Когда можно было расстегнуть ремни, Иван Иваныч спросил:

— В туалет хошь?

— Ага...

— Ну пошли.

Ничего не подозревающая Лора прошлась, опустив глазки, между рядов, и удивилась только, когда он всунулся вместе с ней, захлопнув дверь.

За стенками ревело, будто вокруг клокотал водопад. Сразу стало жутко.

— А... а...

— Пипи хотела? Ну и давай.

— А... а вы...

— А я полюбуюсь. Можно?

После недолгих препирательств Лора спустила трусы и присела на унитаз.

— Подальше садись, чтоб видно было. Вот так...

Обомлевшая Лора пустила струю, физически ощущая взгляд на пизде.

— Ну вот. Писающая девочка — это куда красивей, чем писающий мальчик, смею тебя заверить. А теперь — немножко гигиены...

Он намылил руку и принялся деловито мыть Лорину пизду, ощупывая каждую складочку и каждый уголок.

Это было так одуряюще приятно, что Лора против воли закатила глаза.

— Мы с ней хорошо понимаем друг друга... с твоей девочкой... — приговаривал Иван Иваныч, поблескивая глазами.

Мытье незаметно перешло в ласку: плавными, глубокими движениями он дрочил Лоре клитор, и той казалось, что он щупает и щекочет ее сердце. Дверь дергали, и внутри у Лоры всякий раз ухало холодком, но Иван Иваныч говорил — «ничего, тут еще один тубзик есть», — и продолжал делать свое дело.

Сладкий зуд наполнил Лору до ушей. Ей казалось, что в пизде трепещет щекочущее перышко, исторгая из нее потоки меда с сиропом... Вскоре Иван Иваныч достал какой-то жирный крем и вымазал им Лорин бутончик, проникая пальцем в устье; затем расстегнул штаны, добыл свой детородный орган — самый настоящий, багровый, в прожилках и складках, — тщательно смазал его тем же кремом...

У Лоры потемнело в глазах.

— Делала раньше это? — спросил Иван Иваныч.

— Что?

— Не чтокай. Ебалась раньше?

— Нннет... — запинаясь, пролепетала она.

— Знаю. Для проформы