то мне, наверно, ничего не остаётся, как посчитать ваши намёки оскорбляющими мою честь и отвергнуть их... Уберите свои наглые руки от меня!
— Нет, нет! Я оговорился. Просто в этом плане я очень консервативный, и переход на «ты» мне даётся гораздо труднее, чем...
— Чем что?
— Чем мы, было, уже занялись, и чем я вновь собираюсь заняться...
И, перенося левую ногу через неё, приподнимается на коленях, сжимая ими её бёдра.
— Но только не так, как ты хочешь, а так, как я привыкла, — отве-чает она, скрещивая обе руки на бёдрах.
— Как понять этот жест? — вопрошает удивлённо Женя.
— А так и понимай!...
— Значит, если я не приму твоё условие, мне путь к твоему алтарю заказан?
— Мудрёно говоришь, но суть моего ультиматума до тебя, кажется, дошла...
— А если приму, то никаких препон не встречу?
— Догадливый!
— Хорошо, согласен!..
— Это меняет дело, — произносит довольно Нинель, разводя ладони рук и убирая их с бёдер. — Давно бы так...
Женя наклоняется над ней и целует, после чего одной рукой овладевает грудью, а другой задирает подол её комбинации и направляет свой инструмент туда, где тот уже, вроде бы, уже побывал. Хотел, было, остановиться в преддверии, чтобы по привычке потереться о створки, но в последний момент передумал и сразу же погрузился в глубину её расщелины, показавшейся ему на этот раз ещё более обширной, чем несколько минут назад. «Ну и лоханка!» — подумал он про себя и возобновил необходимые в таком положении движения вперёд и назад. Она лежала под ним неподвижно, закрыв глаза, хотя на поцелуи отвечала и даже руками обхватила его торс.
«Интересно, чувствует она что-нибудь, в отличие от меня?» — продолжает мысленно разговаривать сам с собой Женя, не решаясь задать ей этот вопрос и предпочитая просто считать про себя: «И раз, и два, и три, и четыре... «. Дойдя до сорока сбивается и начинает новый отсчёт, и опять сбивается... Но вот он явственно ощущает, как под ним судорожно касаются друг друга её ляжки — и один раз, и другой, и третий — и как каждый раз при этом её обширная утроба на какую то долю секунды суживается и в этот момент словно манжеткой слегка схватывает его стерженёк, — и один раз, и другой, и третий — от чего тот вздрагивает и явно прибавляет в бодрости, да, пожалуй, и в упорстве.
— Кончаешь? — спрашивает он её и прибавляет в силе и темпе ударов.
Однако вскоре снова ощущает, что совершает толчки в какой-то пустоте. Пробует делать это, придерживаясь сначала одного края её лона, потом другого. Нинель, вроде бы, чаще задышала, крепче обняла его, сама задвигала задом. И опять её бёдра начинают дёргаться, а он опять почувствовал моментальные прикосновения манжетки. Но только на несколько секунд...
«Вот маята!» — сетует про себя он, а вслух произносит:
— Ты кончила или нет? Скажи, а то я больше не могу так...
— Как?
— А вот так, не чувствуя тебя почти... Неужто тебе