Охота на куропаток во сне и наяву. 12. "Это не Вивальди!"

бы чувствовал, то не спрашивал...

— Как же мне это сделать? За тобой не видно...

— А руки на что? Пальчиками! Пальчиками!... Вот так... И что там обнаруживается?

— Ничего!..

— Как ничего? Улетучился?... А где ж презерватив?..

— Да нет, ты неверно меня понял... Я хотела сказать, что...

— Что ничего такого уж печального нет?

— Вот именно... И петушок вроде бы хорохорится, и резинка на нём!..

— Ну и прекрасно!... Может, пора, ему и в бой опять?

И, не дожидаясь ответа, он ещё раз подаётся назад, приподни-мается на коленях, обнимает её колени и, тесно прижав их друг к дружке, поднимает как можно выше, придвигается к её тазу и тычет свой дротик туда, где ему и полагается быть. Тот довольно быстро находит верный путь и погружается в пучину её лона. На сей раз эта пучина оказывается не такой уж и безбрежной, так что трение о её внутреннюю поверхность оказывается довольно ощутимым.

— Так лучше? — спрашивает Женя и учащает свои удары.

Чувствуя приближение конца и желая хоть немного отдалить его, он снова начинает считать про себя: и раз, и два, и три... Но не успевает дойти и до десяти, как вновь явно чувствует конвульсивные вздрагивания её ляжек и одновременные, на долю секунды, пожатия её ножен вокруг его дротика. В результате он, помимо своей воли почти тут же выплёскивает всё, что скопилось в нём за два месяца воздержания. Нинель впивается ногтями ему в ягодицы и ещё несколько минут после того, как он становится неподвижным и отпускает её ноги, продолжает удерживать его на себе не позволяя ему покинуть своё лоно.

Минуты через три-четыре она всё же даёт ему возможность подняться.

— Я сейчас, — говорит он, вставая босыми ногами на пол, и на-правляется к двери. — Надо освободиться от того, что больше уже не понадобиться.

Подходит к помойному ведру около печки, стаскивает с собст-венного уда презерватив и бросает его в это ведро, после чего отпирает дверь и выходит через короткий коридор на крыльцо, чтобы помочиться. В силу известных обстоятельств выдавить из себя струю сразу не получается, а едва она стала изливаться, как за углом послышались чьи-то шаги. Прекратить начатое никак не получалось, и ничего другого не оставалось, как повернуться лицом к стенке, продолжая поливать завалинку дома. «Правда, я голый, — подумал он, — но, может, в предрассветных останусь невидимым». Шаги между тем приближаются. Женя оглядывается и различает сильно шатающуюся из стороны в сторону и что-то бормочущую фигуру, которая, поравнявшись с ним, вдруг падает, еда не сбив его ног. Завершив, наконец, то, ради чего он здесь оказался, Женя наклоняется и видит, что на ступеньках крыльца лежит его сосед.

Особо они не знались, только здоровались, когда приходилось сталкиваться на улице. Чаще всего это бывало вечером, когда Женя, забежав домой после работы, чтобы «расправить пёрышки», бежал в город, а сосед с женой — рослой и довольно миловидной дамой лет уже, наверно, за 30, — шёл навстречу