я стала людоедкой.
— Катечкой — людоедкой.
— Да. И на этом всё. Вроде нету никого. Разве что извращенцы в кустах. Ты ведь не успел кончить, да? Оставим это блюдо на вечер. Давай, идём! Мне нужны качественные чешские туфли.
Катя попрыгала, натягивая трусики, и мы пошли. Я, ворча, первые сто метров прошёл как инвалид. Очень неудобно ходить с таким мощным стояком, знаете ли.
Городок расположен среди покрытых лесом гор, вполне таких Уральских гор, между которыми протекает река. Те, кто здесь бывали, сразу узнают его, конечно же.
— Ты часто бывала у своего дедушки?
— Нет. После того случая — не часто.
— Почему?
— Знаешь, я испытала просто небывалое, фантастическое. А ежедневная фантастика — это уже просто обыденность. Я приходила изредка, и это каждый раз было праздничным приключением. Помню, я зашла как-то в подъезд, мимо бабулек, сидящих на скамейке, и услышала за спиной отчётливое «Проститутка!». Я словно ударилась о каменную стену. Остановилась за дверью, внимательно прислушиваясь.
— К соседу ходит, к деду старому, — говорила одна из бабок — Напротив живёт. Сначала думала — внучка навещает, а потом смотрю, как зайдёт, так через некоторое время и кричит. Специально подходила к двери, слушала.
— И что же дед с нею делает, что она кричит?
— Да знамо что. Проститутка! Дед старый её значит, ебёт, а она кричит. Проститутки все кричат за деньги. Так клиентам приятнее.
Старушонки мерзко захихикали.
— Деда спрашивала, что за девица ходит, так, внучка говорит!
— Внучка! Хи-хи-хи!
В тот визит я кричала как никогда раньше.
Катя засмеялась. Мы спустились в город, где Катя нашла какой-то нелепый магазин на третьем этаже. Поднимаешься по железной лестнице, а там просто большая комната, вся от пола до потолка завешанная одеждой. Ни подсобки, ничего. По непостижимому для меня принципу, моя супруга выбирала себе костюм и внимательно его исследовала.
— О! Неплохо, правда?
Катя показала мне изящный чёрный юбочный костюмчик. Я промычал нечто похожее на одобрение. К нам подошёл маленький толстый мужчинка, чернявый, похожий на грека, но оказалось, он поляк, а может, польский цыган, который кое-как говорит по-русски.
— Чи пани выбрала? Любичь?
— Можно примерить?
— Пшимерить? Спробуй? Певни!
Толстячок, резво лавируя в лабиринте коробок, провёл нас в уголок, закрытый занавеской. Импровизированная примерочная, отделённая от зала занавесками.
— ПрОшу Усячь, пани?... — он склонился, как занк вопроса.
— Катя.
— Проше, пани Катарина, спробуй! — услужливо захлопотал толстячок — Нье Естем далЕко.
Он поклонился и вышел.
— Какой вежливый пан. Чего он там пшекает, ты понял?
— О чём может пшекать пОляк? Он не столько пшекал, сколько тебя раздевал. Глазами.
— А-а, — неопределённо ответила Катя.
Она скинула свою джинсовую юбчонку, надела костюм и принялась вертеться перед зеркалом. Я начал подозревать, что это затянется надолго.
— Пан продавец! Можно вас? — крикнула моя супруга.
Толстячок зашёл в примерочную, аккуратно отодвинув занавеску.
— Пани позволит?
Услужливости этого греко — армянина не было предела. Он бережно взял в руки Катину лодыжку и аккуратно снял с ноги спортивную туфлю. Так долго разглаживал носочек на ноге, что я уже решил, что он