сюда еще меньше) — долго будешь помнить то, что сделал, — но не до конца помнить, а лишь столько, сколько выдержит твоя душа. Когда она окрепнет, и ты сможешь правильно усвоить свою память, как здоровый желудок правильно усваивает пищу — тогда... но это будет нескоро. До тех пор же ты будешь вечно мучиться тем, что не помнишь всего, будешь вечно стремиться вспомнить — и оттого мучиться еще больше. Уже сейчас ты почти все забыл... Кроме того, ты должен дарить этим женщинам столько души и тела, сколько они пожелают. (А пожелают они много, много больше, чем ты можешь себе представить.) Малейшая твоя огреха — и чаша весов опустится ниже, удлиняя срок.
— Постойте... Но ведь жизнь с двумя женщинами — грех? — крикнул дон Сезар.
— Конечно. И это добавит веса твоей чаше. В утешение могу сказать, что твои старания вызволить женщин из темницы хоть ни к чему и не привели, но были засчитаны тебе. В награду за них на Земле ты будешь жить в цыганских балладах как благороднейший из дворян, и никто не вспомнит о том, каков ты был на самом деле...
— Кто вы?
— Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. Прощай, дон Сезар, славный идальго из Альдомовара. Прощайте, Пеппа и Микаэла! Грядет ночь, и вам пора спать. Спите спокойно! Здесь, как вы уже поняли, не нужно искать себе ночлег. Пусть утро принесет вам то, чего вы заслужили.
Незнакомец коснулся каждого из них рукой — и все трое мягко опустились на траву, уснув друг на друге...
У Пеппы с Микаэлой на лицах бродили нежные улыбки. Дон Сезар маялся, кусал губы и судорожно прижимал к себе девушек, вздыхавших во сне.
(по мотивам поэзии канте хондо)