потому на нее странно косились тетки в магазине.
... Они провели вместе все воскресенье. Трэвис классически ухаживал за Лизой: явился в смокинге, повез ее в дорогой ресторан и там поддерживал светскую беседу о Достоевском и загадочной русской душе:
— Расколныков очень русскый. Он убил старая женщина не чтобы украсть денги а чтобы сказать я тоже cool...
Черная, как эбонит, физиономия в белом смокинге непередаваемо сочеталась с серьезным, даже почтительным тоном. Трэвис делал не больше ошибок, чем любой другой иностранец, который решился выучить this terrible language.
Вначале Лизу отчаянно тянуло на истерический ржач, и она из последних сил старалась поддерживать тон Трэвиса.
Но потом случилась забавная вещь: она не то что бы прониклась этим тоном, но ей вдруг стало лестно, что ради нее так стараются. Где-то глубоко внутри Лиза немножко, на полмиллиметра поддалась ему. Она почувствовала, что за ним, помимо ухаживаний сексуально озабоченного самца, прочитавшего первую в жизни книжку, стоит живой человек. И этот человек не то что бы понравился ей — нет. Просто он стал ей интересен. Лиза даже расслабилась и сама не заметила, как смеется шуткам Трэвиса, вдохновляя его на новые пассажи:
— Если бы Достоевски выигрывал в казино он не писал бы много такая хорошая книги. Но я бы лучше проиграл сто миллион доллар чем писал так много страниц. Это просто отпадать руки и мозг умирать молодым...
Каким-то непонятным образом день промелькнул, как пара часов. Трэвис не лез ни танцевать с ней, ни лапать ее, и вообще идеально соблюдал дистанцию, ни разу не прикоснувшись к Лизе (не считая галантно поданных рук). То, к чему все это вело, висело где-то в подкорке, но Лиза не думала об этом — или не хотела думать.
Чем ближе к вечеру — тем больше их визави напоминало странную игру: Трэвис изо всех сил делал вид, что его не интересует ничего, кроме приятной болтовни, а Лиза делала вид, что верит этому. Оба они делали вид — и ждали.
С каждым часом ожидание делалось все томительней, хоть они по-прежнему бойко болтали, а Лиза даже немного опьянела. Она всегда быстро пьянела: один полный фужер — и она уже делалась веселой, как в детстве...
Трэвис подвез ее к дому.
— Спасибо за чудесный вечер, — сказала Лиза, улыбаясь, как ангел.
— И тебе спасибо, — упавшим голосом сказал Трэвис.
Воцарилась пауза.
Она длилась, наверно, недолго, но Лиза успела ощутить, как напряжены ее улыбающиеся щеки.
— Эээ... — начала она одновременно с Трэвисом, и тут же умолкла, ожидая, что Трэвис продолжит. Но он тоже умолк.
— Э... не хочешь зайти ко мне? — как-то сами собой сказали ее губы. — Чайку попьем...
Трэвис просиял так, что Лиза зажмурилась.
«Вот и все» — говорил внутренний голос...
«Но почему же? Я ведь ни на что не соглашалась!» — убеждала она себя, зная, что врет. Холодок в печенках леденил так, что даже онемели руки. Лиза попыталась представить, Как Это Будет — и внутри ухнуло так, что она вскрикнула.
— Что такое? — спросил Трэвис.
— Ничего-ничего...