посмотрел, пересилив себя, на тело Таси, перемотанное кровавыми бинтами.
— Она жива? — спросил он у Сани с Пашей. — Быстрооо!!! — заорал Егор, надорвав горло, и те подскочили к телу.
— Да, — дрожащим голосом ответил Паша. — Пока жива.
Егор резко развернулся к Григорию Игнатовичу, щупавшему полу своего пиджака. Потом усмехнулся.
— Внутренний карман, слева. Быстро доставайте, и...
Прокусив губу до крови, он смотрел, как Саня срывает бинты с того, что недавно было Тасей, а Паша что-то делает с небольшой штуковиной, похожей на помесь шприца с градусником.
— На вчера ставить? — спросин он.
— Что?
— Точка восстановления. По умолчанию на вчера, но могу и...
— Давай. На вчера.
Паша ввел иглу Тасе под кожу и что-то нажал на приборе. Раздался писк.
Сдавив кадык, чтобы не впустить ватный туман в голову, Егор наблюдал, как раны, зиявшие кровавым мясом, зарастают на глазах, и из культей тянутся живые побеги, превращаясь в руки и ноги, прорастая пальцами, как ветвями...
Прибор запищал, и Паша вытащил иглу.
На столе лежала Тася, целая и невредимая. Живот и пах ее были запачканы кровью.
— Так, — сказал Егор. Ватный туман клокотал в нем, переходя в обжигающую радость, которая была сейчас такой же лишней, как и ужас. — Так, — повторил он и достал мобилку. — Алле! Митрохин? Это Белоусов. Срочно опергруппу на Героев Перекопа, 32. Изнасилование при свидетелях. Групповое. Да, одного поймал. Держу под прицелом. Двое других скрылись. Свидетели тут, — он пристально посмотрел на Саню с Пашей. Те кивнули. — И скорую для потерпевшей. Она без сознания...
— Бляааадь! — заревел Григорий Игнатович.
— А что? Ведь чистая правда. Ты же садист, — Егор пнул его ногой. — Десять из десяти, что, кроме спермы Коня, в ней есть и твоя. Покукуешь на зоне с зэками. Знаешь, как они насильников любят...
— Эээ... — донесся слабый голос.
Егор повернулся к столу.
— Что такое? Что это было? — Тася приподнялась на столе. — Почему я голая? Что вообще произошло?!