Ох, уж эти пироги! Или лёгкий флирт, укрепляющий семейные отношения.

осмеливаются знакомиться с нею и более детально...

Мысль, что не пора ли уже выкинуть белый флаг, приходит тут ей в голову. Но, оказывается, для того чтобы сдаться, тоже нужна смелость, а она уже вся израсходована на согласие избавиться от юбки. К тому же, о какой капитуляции может идти речь, если никаких ультиматумов до сих пор так и не последовало? И далось же ему это — «не форсировать событий»!... Пора бы уж!... Чего ждёшь ещё, дружочек?

Когда его то ли указательный, то ли безымянный палец задвигался уже в самой глубине её женского естества, Саша делает резкое движение назад, тянула Леонида за кисть руки и, освободившись от чрезмерно назойливого перста, неожиданно для самой себя предлагает:

— Хочешь, сниму бюстгальтер?

— Ещё бы! Но прежде неплохо бы избавиться от комбинации. Давай помогу... Так...

— Снимай и ты свою майку.

— Снимаю... Теперь показывай, в чём секрет.

— Смотри, глупыш, застёжка-то спереди! — смеётся она. — Вот, видишь?

— Погоди, погоди! — хватает он её за кисти рук, уже приготовившихся расстегнуть злосчастную застёжку. — Я сам!

Щёлк! И Леонид, взяв ладонями ставших вдруг свободными полушария, погружает в них своё лицо и покрывает их поцелуями.

Капитуляция.

Сладостная истома охватывает Сашу от затылка до кончиков пальцев на всех конечностях. Лицо пылает и становится влажным. Равно как и плоть, куда снова устремляются его пальцы. Пройдясь по срамным губам, они легко проскальзывают в прикрываемое ими отверстие, прогулявшись там вволю, возвращаются назад и, нащупав горошину клитора, принимаются усиленно тереть его. Заохав и заахав, она уже сама находит его член и, просунув ладонь под трусы, судорожно сжимает его в кулаке.

— Что ты чувствуешь? — шепчет он ей на ухо.

— И ты спрашиваешь?

— Да.

— Что, что? Концы вот-вот отдам!... Всё, с меня хватит!

Саша решительно отдёргивает его руку и поднимается со стула.

— Пойдём, милый, в спальню.

Леонид вскакивает и, взяв её за руку, А оказавшись там, спрашивает:

— Где тут свет зажигается?

— Зачем? Обойдёмся без него! Зайди с той стороны кровати и помоги мне свернуть покрывало...

— Пожалуйста... Правда, кто-то недавно решительно заявлял, что супружеская постель только для супругов...

— Какой же ты противный!... — восклицает она, ныряя под одеяло. — Сейчас ты и будешь моим супругом... Иди же!... А то замёрзнешь... Или уже не хочешь?..

— Хочу, но боюсь, — отвечает он, тем не менее приподнимая край одеяла и укладываясь рядом с ней.

— Боишься? Чего же?... О, да ты никак всё ещё в трусах? Не мешают?

— Мешают, конечно, но сейчас не будут, снимаю... Но не о том собираюсь сказать тебе... На мягкой постели, под тёплым одеялом, возбуждённый до предела... Протяни руку и убедись! Не правда ли? Так вот, в таком пограничном состоянии не успею войти в тебя, — а я, чувствуешь, вхожу! — в такую мягкую и аппетитную — как сразу (раз, два, три, четыре, пять), дабы зайчик в виде некоей струи не выбежал из меня погулять раньше положенного, вынужден выйти...

— Зачем ты это сделал? Я же сказала, будь