Саша.
И, не выдержав, смеётся.
— Сию минуточку, говоришь? Ну, ну! И долго мне ещё ждать?
Заметив, однако, что Леонид почувствовал себя немного уязвлённым, она заставляет себя принять серьёзный вид и пускается в объяснения:
— Как видишь, застёжка особенная, с секретом... Ну да бог с ней, оставим её пока в покое. Никуда она от нас не денется. А мне, наверно от твоих ласк и поцелуев, стало так жарко, что дальше невмочь. И тебе. поди? Твоя ладонь, кажется, тоже взмокла...
— Да, подружка, но от собственных тщетных усилий. Да что ладонь. Всё тело покрылось испариной.
— Ещё бы, рубашка, поди, нейлоновая? Может быть ты освободишься от неё? Не стесняйся, милый.
— И в правду, без неё наверно легче будет. А стесняться чего? Вот видишь — был в рубашке, остался в майке. Но, насколько я понял, и тебе невмоготу от жары. Чего же ты стесняешься? Снимай кофточку!
— В таком деле я стесняюсь быть первой. Но примеру твоему последую.
— Позволь мне, пожалуйста, расстегнуть остальные пуговицы...
— Сумеешь?
— Постараюсь... Ну вот, видишь, всё сделано... Была кофточка на плечах, и нету её. Зато вволю можно полюбоваться плечами, покрыть их поцелуями... И груди уже малость доступны и взорам и на ощупь...
— Да, с пуговицами оказалось легче справиться, чем с застёжкой! — снова не может сдержаться Саша.
— Ох уж эта злосчастная застёжка! Где же она?
— И не пытайся найти её! Сказала же, что она с секретом, а для раскрытия этого секрета ещё не наступило время. Тебе, кстати, теперь не холодно?
— Рядом с тобой и холодно? О чём ты говоришь? Давай лучше поцелуемся!
Далеко ли до границы?
Новая диспозиция в её одеянии открывает иные возможности для его ласк. Тонкая ткань комбинации не препятствует, а может быть даже усиливает течение токов, исходящих от его горячих ладоней. Спустившись к талии, одна из них проникает за пояс юбки и, совершая круговращательные движения около пупка, начинает осторожно собирать в складки и тащить вверх подол комбинации и, обнажив плоть, устремляется, было, дальше. Не прерывая поцелуя, Осадчая пытается воспрепятствовать этому, крепко перехватив за запястье слишком любопытную руку. Та послушно останавливается на мякоти живота, но мгновение спустя устремляется под покровом задранной комбинации вверх, достигает нижней кромки сначала одной чашечки бюстгальтера, а потом и другой, приподнимает их и принимается пальпировать соски. Саша заёрзала. Глаза её закрыты. Обняв Леонида, она осмеливается и сама пустить в ход свои ладони, робко поглаживая его оголённые плечи, верх ключицы и лопатки. Но дыхания не хватает, и ей приходится оторваться от его губ.
— Ох, давай переведём дух...
— Не пора ли зажечь свет?
— Ещё успеем.
— Темнеет уже и на улице, а тут тем более.
— Мне стыдно...
— От чего?
— От сознания того, что мы переходим все границы...
— Ну, до границ ещё далеко, так что можно не беспокоиться.
— Как же не беспокоиться?... В каком виде мы находимся?
— В каком?
— В непотребном!
— Друзья должны хорошо знать друг другу.