с ней из этого ада, как добрался до города, как дотащил ее, полуживую, к больнице, как там ее не хотели, и как волшебно подействовало (в который раз) его удостоверение Независимого Наблюдателя. Повстанцы очень старались показывать, какие они правильные и законные, и Наблюдатель был здесь белой костью. Правда, в Мице он явно оказался поперек горла...
— Сказали «ничего смертельного», — говорил Виктор, потягивая из бутылки. — Обсмалила немного, вот и все. Знаешь, как куриные крылышки, с корочкой? Отпустили домой, сказали — бинтовать, мазать... Через месяц будут, как новенькие. Кстати, вот сейчас и пора заняться.
— А... а как... — девушка показала на Викторовы шмотки, в которые тот перепаковал ее.
— А что? По длине мы с тобой одного роста, а с шириной можно совладать, если есть ремень да сноровка...
— Да нет, я не про то. Вы что... меня...
— А ты как думала? Что не порвалось, то сгорело... Ты лучше скажи, как тебя зовут. Три дня вместе, а визитками не обменялись.
— Лия.
— Лия? Круто. А я думал уже тебя Рапунцелем звать... Я, кстати, Виктор. Пойдем-ка, Лия, в ванную.
— А... а...
— А что делать? Ничего, постесняешься, от этого не умирают. Можно подумать, никогда ни перед кем не раздевалась.
— Никогда!
— Да ну! Что, и любовью не занималась?
Лия выразительно посмотрела на него.
— Ладно-ладно. Шутка. Неудачная. Пойдем, Рапунцель, то есть Лия...
Она стеснялась, как ребенок в гостях. Виктор еще никогда не видел, чтобы так отчаянно краснели уши, а с ними — и щеки, и ключицы, и даже нос.
«Признайся: в этом нет необходимости» — бубнил он себе, обнажая маленькие грудки с пухлыми клюквинками, которые смертельно хотелось лизнуть. «Как это нет? Душ не принимала уже неделю, небось... и руки ей нельзя мочить... и вавки надо мазать... «— возражал он себе же, стягивая с Лии свои трусы. Под ними были худенькие костистые бедра и маленькая, как у девочки, щель. Ее хотелось называть пипкой или писечкой...
— Тебе сколько лет? — спросил он, помогая Лие залезть в ванну.
— А что?
От стыда ее голос стал ниже на октаву.
— Ничего. Просто интересно.
— Девятнадцать. Вы... спрашиваете потому, что у меня маленькая грудь?
— Ну почему же? — возразил он, хоть спросил, в общем, именно поэтому.
— На то есть свои причины. Вы... вы не поймете.
— Лия, у тебя очень красивая грудь. Вот послушай. Посмотри мне в глаза, — он взял ее за бедра и развернул к себе. Зеленовато-золотистые глаза кольнули ему нутро. — Ты одно из самых... хотя чего там — самое красивое существо, которое я видел в жизни. Поняла? Видишь, не вру. И грудь не исключение. С каких это пор количество мяса стало критерием красоты?
Лия улыбнулась. Виктор тоже улыбнулся.
— Экая ты. «Вы не поймете»... Вся из себя таинственная. Слушай, а... чего они от тебя хотели?
— Кто?
— Ну... Эти. Мне показалось, или они бегали именно за тобой? И что им мешало? Не хочешь — не говори...
— Не хочу. Давайте не будем о