Закон жанра

что это не роман, а жизнь...

В аэропорту он завел ее в оптику,... чудом выжившую в захламленном вестибюле.

— Ты, как я понял, плохо видишь. Ничто так не меняет человека, как очки.

В больших оглоблях, с черным ежиком, в футболке и джинсах Виктора, висящих мешком, Лия стала вылитым мальчишкой-ботаном.

Виктор боялся контроля, но его удостоверение Наблюдателя сработало и здесь. Лии дали заполнить карточку беженца, и она, подмигнув Виктору, записала себя Аланом Гором.

— Все детство мечтала быть мальчиком, — сказала она. — Лет до одиннадцати.

— Что случилось в одиннадцать? Влюбилась?

— Война, — сказала Лия, и Виктор прикусил язык. — Папа сразу ушел воевать, и...

— А я всю жизнь мечтал о сынишке, — сказал Виктор. — Вот о таком, как ты. Умненьком, и с ежиком.

— Можно, я буду вашим сынишкой? — спросила Лия. Виктору снова подкатил под горло тот же ком.

— Можно. А можно тебя чмокнуть, Алан Гор? Крепко, по-мужски?

— Лучше не надо, — сказала Лия.

— Ты прав, — вздохнул Виктор. — Лучше не надо. Лучше...

Его прервал глухой удар.

Ухнуло, казалось, где-то совсем рядом — дзенькнули стекла, и даже немного тряхнуло пол.

— Твою мааать, — протянул Виктор. — Еще отменят.

Прилипнув носами к стеклянной стене, пассажиры напряженно вглядывались в столбы дыма, торчавшие из-за горизонта. Били далеко — даже не было видно вспышек, только дым, — но стекла дребезжали, и пол вздрагивал, как от землетрясения. Дикторша приятным голосом объявила, что из-за внезапного нападения карателей чуркомасонской клики все рейсы задерживаются. Зал ожидания загудел, потом зашуршал кульками и обертками.

— Давай и мы пожрем, Алан Гор. Что скажешь? — спросил Виктор.

Они поели. Потом Виктор вытянулся в кресле, нахлобучив кепку на нос, и посоветовал сделать то же самое Гору, — но тут вдруг объявили посадку на их самолет.

Вся жующая орава вскочила и повалила к турникетам.

— Быстрей, быстрей, — торопил охранник. — Взлетаем, пока затишье.

Виктор заработал локтями, и через две минуты они с Лией сидели в самом носу, пристегивая ремни. Сзади слышались крики и ругань, потом хлопнул люк, и все стихло.

— Мы сделали это, — шепнул Виктор Лии, когда самолет оторвался от взлетной полосы. — Доблестные повстанцы сэкономят на тебе 150 штук. Представляешь, какой вклад в Восстание?... Нет, я все-таки тебя поцелую, — он звучно чмокнул Лию в щечку. — Теперь ты меня.

— Не хочу, — сказала Лия, сняв очки. — Я сдержанный парень. Не люблю телячьих нежностей.

Она тоже сияла, как солнечный зайчик.

— Ну из благодарности, — взмолился Виктор. — Ну хоть в носик!... Эээх. Бесчувственные вы, пацаны. Только так понимаете, — он дал ей щелбана, и Лия, взвизгнув, принялась колотить его.

Кажется, впервые Виктор увидел, как хохочет этот ушастый чертенок с лицом ангела, и как блестят от смеха зеленые глаза...

Их блеск впечатался в его память вместе с ударом, расколовшим уши и мозг.

Все, что было дальше, виделось Виктору картинками, настолько невозможными, что страх не поспевал за ними. Обернувшись, он видел пламя, хлынувшее на него, и рядом — Лию, странно выпучившую глаза. В кожу впился жар, в голове мелькнуло — «горим заживо» — как вдруг пламя застыло