рисования и, входя, канючить, что вину свою признал, и больше этого не повторится.
— Ну почему же? — усмехнулась учительница. — Мне даже очень импонируют похотливые взгляды мужчин. Конечно, если бы они были взрослые, но вы же ещё дети. Но дети, которые совершенно не соображают своей тыковкой. Будь мы наедине, я бы просто посмеялась над твоим представлением. Но ты, Юрочка, показывал своё представление всему классу. И что ты прикажешь мне теперь делать с тобой?
Я подумал: «Стася, дай за жопу потрогать и погладить», — но сказал иное:
— Стася, я провинился. Накажите меня, поставьте двойку по поведению и вызовите родителей в школу.
— Как ты меня назвал? — умилилась она. Улыбка расцвела на её лице.
— Простите, Анастасия Филипповна, я забылся, оговорился и назвал вас заглазной кличкой.
— А, что, мне нравится, — ещё сильнее улыбнулась она, — так вы меня за глаза называете?
— Да, — признался юноша.
— Что ещё ты мне хотел бы сказать?
— Стася, разрешите прикоснуться к вашей попе и погладить её, — осмелел я, будто мне всё позволено.
— Юра, — нахмурив брови, удивилась Стася, — ты совсем с ума сошёл? Разве такое можно говорить своему педагогу?
— Простите, — понурив голову, сказал нерадивый ученик, — это моя мечта, случайно вырвалось.
— Ненормальный! — расхохоталась учительница. — Иди домой, и чтобы этого больше не повторялось. На сей раз я тебя прощаю, но в следующий лучше без родителей не приходи.
Но я был горд собой. Пусть и невольно высказал свою эротическую мечту. Кстати, после этого случая отношение ко мне учительницы изменилось. Конечно, я не позволял себе более показывать всему классу своё восхищение её жопой, затаив на них обиду, но она прощала мне мои мелкие шалости, и порою чуток завышала оценки. Черчение, как предмет я не любил, но не прогуливал, потому что ублажал своё либидо, любуясь прекрасными формами зрелой женщины. Отчего не любил? Оттого что я родился леворуким, а в эпоху надвигающегося коммунизма леворуким было не место. Их заставляли переучиваться. Я переучился, но писал, как курица лапой, порою не разбирая свой же почерк, рисовал и чертил ненамного лучше.