ты там читаешь или что услышала смешного, а уже улыбаюсь заранее. — Помолчал и добавил, но уж как-то слишком серьезно, — а если ты заплачешь, и подумать не могу, что со мной будет». И Алена глянула на него удивленно.
Она хотела было сказать, что вот плакать-то ей ну уж никак не хочется, не получится у нее сейчас заплакать, даже на спор, как бы она ни старалась, но подняла глаза на Егора и промолчала: Егор опять был где-то... Обидеться ей, что ли, что Егор не с ней?... или тревожиться? Слаще было б обидеться. Но не затем же он пришел в институт, чтобы показать ей свое равнодушие. Значит... ?
Неясная тревога, тоскливое предчувствие еще невидимой, но уже неминуемой беды, как отравленный воздух, проникла в Алену, и ей вдруг стало так тошно, так нехорошо... Но тут же она решила, что никакой беды быть не может, потому что если у Егора неприятность, тем лучше, ну, не в том конечно смысле, что хорошо, что ему плохо, хорошо-то как раз, когда у него все хорошо, а в том, что чем крупнее у него неприятность, тем нужнее ему Алена. Она не знала, какую неприятность представить себе: болезнь? опасная? заразная? или он что-то натворил? Ну. Егор — натворил — невероятно, но все равно, пусть. Что еще? Неважно. В любом случае она будет — нужно — ждать, сколько нужно, нужно — поедет вместе с ним. Куда? Неважно. Какая разница? Куда ему нужно, туда она с ним и поедет. Она везде будет рядом с ним. И ему уже не может быть так плохо, как могло бы быть, потому что теперь у него есть она.
Она уже собиралась все это сказать Егору, но глянула — он смотрит ей в глаза, чуть прикусив губу, и Алена поняла: он и без слов все знает, все слова, что она ищет. Но если знает — пусть ответит!
Егор вздохнул вместо ответа, взял за локоть, сказал: «Пойдем».
На улице шел снег. Огромные пушистые хлопья падали и падали на землю, приглушая лишние звуки, и все вокруг было бело — чисто и красиво.
— Ой, снег! — воскликнула Алена, сняла варежку, подставила снегу ладонь, и колкие пушинки падали и таяли, падали и таяли... Автобусы осторожно ползли по заснеженному проспекту, люди шли не так скоро, как обычно, и поскрипывали сапожки. За те часы, что Алена провела в институте, улица преобразилась. Не было ни грязноватой мостовой, ни покрытых толстым слоем сажи залежалых сугробов — город утопал в пушистом искристом снеге.
— Как в сказке, — засмеялась Алена и подставила лицо падающим хлопьям.
— Да, снег... — сказал Егор задумчиво. — Я никогда не любил зиму: холодно, ветрено. Я любил лето, жаркое, солнечное, когда Амур полноводен... И не надо напяливать на себя ворох тряпья... Как хорошо, когда падает снег...
— Как в сказке, правда? — вновь спросила Алена.
— Аленка, — сказал Егор глухо и лица к ней не повернул. — Алена... — он чуть помолчал и вдруг заговорил так