Сон в морозную ночь

мою жену мне же никто не запретил? И тебе, кстати, не запрещено ласкать меня.

— Давай будем ужинать, — сглотнув комок, разворачиваюсь к нему с тарелками в руках.

— Может, в спальне? Я там кино нашел, которое ты просила...

— Давай, — улыбаюсь.

Андрей отпускает меня, подхватывает табуретку и чистое полотенце и идет в спальню. Я иду следом с тарелками и вилками...

* * *

Почему-то светло. Андрей сидит на диване голый. Я улыбаюсь ему.

Он у меня очень красивый — крепкие плечи, сильные руки, узкие бедра, жилистые ноги. Его член уже покраснел от подступившей к нему крови и, гордо вздыбившись, смотрит на меня с кривой ухмылкой.

Я стою перед ним тоже голая. Я ощущаю, как по моим ногам медленно стекает густая черная кровь. Мне это неприятно.

— Андрюш, нам же нельзя... — говорю я, пятясь к двери.

Он лишь вздыхает в ответ, хватает меня за локти, крепко прижимает руки к бокам и с силой насаживает на себя.

Я кричу — от боли, от обиды, от страха. Он никогда не вел себя так со мной. Он никогда не делал ничего против моей воли. Он бы ни за что не сделал мне больно!

Но я ощущаю его член внутри себя. Это точно он, точно мой муж — я узнаю эти ощущения, наверное, из тысячи... Он двигается. Сначала медленно — вверх... вниз... вверх... вниз... Но если раньше я получала от этого несказанное удовольствие, то сейчас мне просто больно. Кажется, будто мой живот сейчас лопнет. А он продолжает долбить — именно долбить, а не любить, как мы привыкли говорить. Я уже кричу в голос:

— Андрюша, не надо, перестань, мне больно-о-о!

Но он, кажется, меня не слышит.

Кровь черными сгустками продолжает вытекать из меня, растекаться по его члену, по ногам, по дивану, по полу.

Андрей начинает ускоряться. Боль становится невыносимой. По моим щекам текут слезы. Я уже не кричу — на одном из пиков я сорвала голос. Поэтому сейчас я просто тихо скулю, как побитая собака. Но он не останавливается.

С каждым разом его головка ударяется обо что-то у меня внутри с такой силой, что я взвизгиваю. Но он глух к моим страданиям.

И продолжает наращивать скорость.

Это мучительно, больно, неприятно. Я чувствую себя грязной и раздавленной, но где-то в глубине души мне не хочется, чтобы он останавливался. Почему-то мне кажется, что когда он закончит, произойдет нечто еще более ужасное, чем это.

А он все ускоряется. Кровь уже не просто стекает, она льется бурным потоком, почти как там, в больнице. Но Андрей, обычно такой брезгливый, сейчас не замечает ничего. Стиснув зубы, крепко вдавив мои локти в бока, он с удвоенной силой насаживает меня на себя, будто пытаясь проткнуть. Но при этом не целует. Я заметила это только сейчас. И он напряжен — я чувствую, как от напряжения слегка вибрируют его мышцы.

А еще в его глазах нет желания. Только злость. И это меня пугает куда больше, чем даже то, что он трахает меня, натягивает