Пекарня

никак вагонетку откинуть не могли.

Я мгновенно представил монорельс на высоте почти двух метров и Людочку, тянущую за цепь вагонетку. Вдруг та застопорилась, девушка стоит возле неё и, раскачивая, пытается заставить двигаться. Внезапно та падает, Людочка не успевает отскочить и её стопа раздроблена двухсоткилограммовым грузом. Неудивительно, что они не могли сразу освободить её. Но что делала моя напарница этой ночью на пекарне? Ведь нам выходить сегодня вечером.

— Нас попросили выйти сегодня в ночь. Она сильно устала ещё с прошлой смены. Сонная была — невнимательная. Ирине-бригадирше втык теперь будет.

— В какой она больнице? Я хочу к ней поехать прямо сейчас.

— Нет, Юра. Не получится. За ней мама с папой приехали утром и забрали домой в Барабинск или Барнаул.

— Так, в Барабинск или в Барнаул? А у кого узнать поточнее? Кто у неё ещё есть из подруг?

— Только я. Юра, она просила тебя не совершать необдуманные поступки. Она просила передать, что ты ей очень нравишься. А врач сказал, что всё удачно и нормально срастётся, и через полгода она сможет танцевать. Знаешь, скорая через три минутки приехала! Всё так быстро. Ей повезло.

— Это тебе, — и я протянул Зине цветы и коробку конфет.

— Мне? Но ведь ты хотел подарить это Людочке.

— Пусть будет, тебе... Не нести же мне их назад домой. Ну, просто... Пожалуйста, возьми...

— Спасибо...

Не помню, как я добрался домой. Зато я помню свои мысли. Мысли законченного эгоиста. Да я переживал за Людочку, я может даже плакал от жалости к ней, представляя, как ей было больно.

Я включил магнитофон и упивался жалостью к себе. К себе, что судьбе было угодно лишить меня свидания. Лишить прикосновения тёплых губ моей Людочки. Судьба не позволила мне слиться в объятиях со своей возлюбленной. И уж тем более... хотя, скорее всего — нет, думаю, Людочка не позволила бы...

Но кто знает... будущее всегда может измениться... И какое бы оно было? Вдруг бы вагонетка не упала? Или Людочка успела отскочить? А если бы я вечером сходил в аптеку...