Сон жены рыбака

за то, что тот обманул ее.

Кроме того, ей было не до него. Она пыталась осознать, что скоро, совсем скоро станет матерью, такой же, как ее мать, и будет нянчить свое дитя так же, как ее мать нянчила младшую сестру Нацуко...

— Отчего не отвечаешь, Аямэ-фудзин? Или твой осьминог вырвал тебе язык?

— Осьминог? — ахнула Аямэ. — Откуда вы знаете про осьминога? Я никому не пересказывала этот сон.

— Ах, значит, он являлся тебе во сне?... Я многое знаю, Аямэ-фудзин. Куда больше, чем твой осьминог со своим мальчишкой...

— Но главного вы все равно не знаете, — гордо сказала Аямэ.

— Ха-ха-ха! Чего же это я не знаю? Может быть, ты скажешь мне?

— Того, что сидит у меня в животе.

— Что же, скажи на милость, может си... Боги! О боги неба и земли! Неужели ты брюхата от него?

— Да! — Аямэ выпрямилась, выпятив вперед щедрые, изобильные соски. Она отвыкла от людей и давно уже не носила никакой одежды.

— Великое небо!... А скажи-ка, Аямэ-фудзин, — голос старика вдруг стал вкрадчивым, — скажи-ка, волнуешься ли ты за свое дитя?

— Не знаю, — сказала Аямэ, ибо действительно не знала.

Вопрос уколол ей спящую часть сердца, и та пробудилась, забившись сильней всех других.

—... Да. Волнуюсь. Очень.

— Желаешь ли ты ему блага?

— Да. Желаю. Всем сердцем желаю...

— Тогда возьми этот талисман, — старик протянул ей желтую терракоттовую собаку с длинным хвостом. — Положи его себе под футон. Он будет оберегать твое дитя.

— Спасибо, сэнсэй, — сказала Аямэ, поклонившись старику. Вокруг них с криками носилась чайка, но Аямэ не обращала на нее внимания.

Она уже забыла, как старик обманул ее: страх за дитя, возникший неведомо откуда, был созвучен его словам, и ей очень хотелось взять талисман. Ночью она положила его под футон, как ей велел старик.

Во сне она вновь пришла на встречу с осьминогом, вновь легла у рыжих камней...

То ли будущее дитя толкнуло ее, то ли материнское чутье кинуло ей сигнал тревоги, — но Аямэ успела не только открыть глаза, но и подхватиться, и отпрыгнуть, как лягушка, в сторону, когда огромная желтая собака летела на нее в прыжке, целясь прямо в живот.

В ужасе Аямэ бросилась от собаки, но та сбила ее в пену прибоя, повалила и раскрыла огромную желтую пасть, чтобы выжрать ребенка из ее утробы.

В этот миг из волн взметнулось гигантское щупальце. Оно оплелось, как аркан, вокруг желтой шеи и стало душить ее.

Собака захрипела, мотая головой. Из воды одно за другим вздымались щупальца, оплетая желтое тело, как канаты. Выгнув шею, собака изловчилась и укусила одно из них. Из щупальца брызнула черная кровь; ее капля попала в собачью морду, и собака взвыла страшным воем, от которого поднялись в воздух вихри песка; лапы ее подогнулись, она завалилась набок — и вся, с головой и хвостом ушла в песок, как гигантский муравьиный лев, едва не утащив за собой осьминога.

На ее месте осталась песчаная яма, тут же залитая