Вторжение? Часть 2

Обмокнуть в парное молоко овсяное печенье, не дав ему слишком намокнуть, и собрать губами мякиш — это моё искусство! Что я и делаю, параллельно наблюдая, как прихорашивается мой любимый. Мой папочка.

Самое лучшее моё воспоминание того дня. А как он поправлял галстук! Это непередаваемо! Смотрит в зеркало и поворачивает тело то так, то эдак. Ну красавчик, красавчик! Затем пиджак и вуаля!

Правда, строгая ко мне, мама ворчит на него, говорит о каких-то шалавах, для которых якобы мой славненький папочка прихорашивается. Но я уверена — папа не такой! Он мой! А я не шалава!

Ой нет! Кажется, чуть не стала шалавой — проморгала печеньку, она распалась. Я выловила пальцами крошки из бокала и отправила их вслед за сухим остатком во рту.

— Заколебала ты своей ревностью. Сказал ведь — еду в город за школьной формой моей красатуле... — оборвал маму, присевший передо мной любимый папочка, и повернувшись ко мне, чмокнул моё колено, спросил: — Моя принцесса, ты хочешь быть самой прелестной первоклассницей?

— Да, папуля, я у тебя принцесса и должна радовать твой взор. — перебивая маму, ответила я той фразой, которую он просил говорить ему, и как бы утверждая, хлопнула ладошкой по лужице из моей кружки с молоком на столе — капли влаги обдали моё личико. Я слизнула сладкую каплю с губ и так же чмокнула папочку в нос.

— Ну-ка прекрати идиот! — всё же перекричала меня мамуля.

— Ну, вот, ты даже к дочери меня ревнуешь. Не дура ли? К семилетнему ребёнку! Ай-я-яй, Ольга Сановна, как не стыдно! — укорив маму, папа вновь чмокнул меня в колено. — Завтра в это же время я, как Конёк-Горбунок, буду стоять перед тобой, мой прекрасный цветок, моя цветущая розочка!

В ответ я чмокнула его в гладковыбритую щёку.

Мама разрешила мне проводить его до автобусной остановки в центре села. И всю дорогу я сидела на его плечах, вдыхала аромат его одеколона, временами тарабанила ладошками по шевелюре на его голове или щекам.

У остановки, снимая меня с плеч, вновь чмокнул мою ножку.

До обеда, как наказал мне папа, я помогала маме с прополкой грядок. Уставшая и накормленная, уснула.

Проснулась я от шума во дворе — крики, беготня. Соседка, Надежда Ивановна, взяла меня на руки и понесла к себе. Я только успела заметить лежащую на траве маму. Она громко всхлипывала и повторяла какие-то непонятные мне слова.

Лиза, тёти Нади дочка, старше меня на четыре года, принесла свои игрушки, начала со мной играть, чего раньше не было. Затем она вышла из дома, а её мама дала мне настоящие счёты, показала, как можно ими работать, играть. Когда счёты мне надоели, она дала мне свои украшения — серьги, брошь и бусы. Уже к ночи, после того как тётя Надя накормила меня и уговаривала остаться у них переночевать, пришла заплаканная мама.

Чёрная косынка, не менее чёрное платье. Лекарством от неё пахло сильнее чем в обычные дни.

Такое мамино одеяние меня испугало — когда умер папин отец, дедушка