вновь увлажненное влагалище.
На заднем сидении большого автомобиля Салман-ага снисходительно поглаживает мои колени, пока я жадно смотрю в окно. Сколько времени я была замурована во дворце-тюрьме и не видела света белого!? Мы едем в ювелирный магазин обновлять мою коллекцию золота, впервые с тех пор как мне его дарил Омар. Старик размышляет, какое именно пойдет мне, с камнями какой расцветки, а я готовлюсь мгновенно выскочить из машины, как только она остановится. Шофер распахивает передо мной дверь, и словно ракета, оттолкнув его, я срываюсь с места. Бегу куда глаза глядят, только подальше от семейки насильников. Шарф слетает с головы, светлые волосы падают на плечи, мне сигналят и громко тормозят машины, пока я, не разбирая дороги, бросаюсь им наперерез. Застыв от страха посреди шоссе, чуть не сбитая автомобилями, я потерянно озираюсь в начинающей окружать меня толпе шоферов и подоспевших зевак. Одни мужчины недоуменно разглядывают меня, и взгляды становятся все более агрессивными. Я тяжело дышу, растрепанные волосы в беспорядке, я — нарушившая местные традиции иностранка. — Я российская гражданка... Помогите мне!... Где российское посольство? Меня удерживают силой... Отвезите меня в посольство... — на русском, а потом, опомнившись, на английском, потом вспомнив, по-местному повторяю я. Окружающие качают головами и перешептываются: — Проститутка... девка... — слышу я. Растолкав толпу, ко мне продирается хозяйский шофер и, отвесив оплеуху, что-то успокоительное говорит толпе. — Прислуга... припадочная... сумасшедшая... — разбираю я и отчаянно упираюсь и кричу, пока он тащит меня к машине, ехавшей следом и припаркованной неподалеку. Моих сил не хватает на борьбу с сильным мужчиной и, связав мне руки и бросив в багажник, меня возвращают домой.
Сколько я здесь нахожусь? Темная комната вроде чулана стала моим новым пристанищем. Меня не кормят, мрачный слуга выносит ведро раз в день и изредка бросает мне маленькую бутылочку воды. Томительно тянутся дни, но их сменяют страшные ночи, когда приходят знакомые насильники и истязают меня. Первый раз они мучили меня прямо здесь на грязном полу, кончая мне в рот по очереди. Затем брезгливость возобладала, и меня приволокли в ту же маленькую комнатушку на половине прислуги, где прошли ужасные дни первоначального насилия надо мной. Братья как с цепи сорвались, вымещая на мне злобу за всё: за своего отца, за брата, за побег, за то, что я досталась не им. Теперь я понимала почти все, что они рычали, трахая меня. И то, что я, русская шлюха, ускользнула от них, обольстив их отца. И то, что старик очарован мной, потому что перестал быть импотентом, кем и был много лет, и вновь испытал радость секса. И то, что только на меня у того встает и он больше не может ни с кем. И то, что он и сам не верит во внезапно привалившее счастье в моем лице. И то, что не собирался расставаться со мной и теперь разочарован во мне. И то, что я никогда не