всему своё время... А пока я продолжу своё исследование... Ну-ка, покажи мне свои коленки!... Да, остренькие...
— Уколоться можно...
— Не думаю... А что там выше?...
— Говорю же: кожа да кости!..
— Ну, ты скажешь тоже... Есть, что пощупать... Но хотелось бы взглянуть на бёдра... Может, снимем всё-таки платье!
— Нет, нет! Давай без этого!
— То есть, без платья?
— И не думай об этом!
— Почему?
— Тут так светло, и я буду смущаться...
— Чего?
— Своей худобы...
— Далась тебе твоя худоба... А что мне делать с твоими штанишками? Они мне мешают...
— Мешают, говоришь? — переспрашиваю я и, вынимая свою ладонь из его ширинки, предлагаю: — Встань-ка на минутку и не смотри на меня... Займись лучше своим костюмом... Или он тебе не мешает?..
— Ты имеешь в виду брюки?
— И пиджак...
— А трусы?..
— Какой ты догадливый... Давай, давай, поторапливайся... И позволь мне заняться собой...
Яшин вскакивает на пол и принимается расстёгивать ремень на брюках, а когда те падают на пол, выходит из них, после чего снимает с себя и вешает на спинку стула пиджак, в то время как я, водрузив на крышку стола свои ноги, опрокидываюсь навзничь, приподнимаю таз и пытаюсь освободиться от трусов.
— Помочь? — спрашивает он и берётся за подол моего платья.
— Не тронь, тебе говорят... И не смотри!... Отвернись же!... Займись лучше своими!..
— Хорошо, хорошо!...
— Не подглядываешь?
— Нет!..
Правда, в стекле книжного шкафа смутно отражается его силуэт. А значит и он может разглядеть, как я, задрав подол платья, стаскиваю с бёдер трусы, отбрасываю их в сторону, после чего натягиваю подол на бёдра и снова ложусь на спину.
— Ну вот, — говорит он, оборачиваясь ко мне.
— Что вот?
— Теперь мы в равном положении, без исподнего...
— И что из того? Долго ты в таком виде будешь маячить передо мной?... Начал, так доводи дело до конца... У нас не так уж и много времени...
— Тогда подвинься, позволь мне поместиться рядышком... Вот так... Поцелуемся?..
— Чего-чего, а это с удовольствием!
Я живо поворачиваюсь, обнимаю Яшина за шею и впиваюсь в его губы. Одна его рука оказывается прижатой мною к крышке стола, другую же он устремляет к краю подола, а затем — уже под ним — вверх по бёдрам, которые, на секунду сжавшись, потом покорно сами собой раздвинулись.
— Продолжаешь исследование? — спрашиваю я, оторвавшись от его уст, чтобы перевести дыхание. — И как находишь?... Не укололся ещё?..
— Ну что ты! — успокаивает он. — Тут так приятно!..
— Что же там такого приятного нашёл?
— Бугорок, покрытый мягким мхом, и щелочку, где, кажется, уже...
— Молчи! — прерываю я его разъяснения, закрыв ему рот ладонью и покрывая поцелуями.
— Не могу! Мне подол твоей юбки мешает... Приподними-ка попку! Вот так...
Всё дальнейшее происходит почти без слов. Яшин оказывается сверху. Мои коленки подняты и раздвинуты. И ему ничего другого не остаётся, как ввести своё естество в мои открытые настежь врата, углубиться во влажное и тёплое нутро и начать там ёрзать взад