можно жертвовать всего себя делу и людям, да еще заниматься благотворительностью?! О себе, о нас бы подумал!» Он и подумал, вернее сказать, вспомнил жертву своей благотворительности, — премиленькую и — не сравнить с женой — усердную, большую в своем ремесле мастерицу.
«Не говори глупостей, — ответствовал Блюмкин между тем крайне ответственно, — Люди — это главное. Что мы такое без людей? Прекратим глупый спор. Займемся делом». — — «Без раскачки?» — полюбопытствовала супруга, раскачиваясь в кресле, куда успела заскочить после осмотра премии. «Ааа... Наденька, Наденька, — простонал Владимир, — Мне правда очень-очень плохо». — — «Вызвать неотложку?» — вскочила, вздохнув, Надежда. «Нет! Не дергайся». — — «Почему нет, — легко бухнувшись опять в кресло, возразила Борисовна, — Пусть пришлют спецбригаду с опахалами, как положено. Ведь тебе же плохо!» Она проникалась к мужу все большим сочувствием, на глаза её все более наворачивались навороченные слезы. «Нет-нет, не надо, просто помоги мне подняться, любимая, — бормотал Блюмкин. — В кровать, в кровать, в Москву, в Москву. А завтра схожу себе сам в больницу. Завтра...»
Вот что, собственно, произошло накануне...
А сегодня они с ассистентом запросто приехали в больницу, вошли по-свойски в приемное отделение, а там — этот — ВОЛК! Это как же понимать?!
Блюмкин косился на пресловутого лучшего работника со скрытый страхом, и очень аккуратно и последовательно пятился к выходу. «Да не бойтесь, Владим Борисыч... «— заблажил гостеприимный, как его окрестил Борисович, медицинщик чересчур для своего чина фамильярно. «Сейчас еще, сволочь, скажет, что волк не кусается, и дико заржет, — подумал сердито, — И что за идиоты у них приёмкой занимаются? Где тут хоть какая-то человечность? Волчары!»
«... Не бойтесь, это наш лучший специалист, местное светило!» — — «А почему у светилы вся морда серая?» — вырвалось у Блюмкина. Медик обернулся в сторону приемного отделения, после чего очень радостно и охотно захохотал. (Правда, он чуть было не ответил шуткой на шутку, — не сморозил пушкинской строкой: «Да из лесу вышел. Был сильный мороз», но поостерегся, потому как не знал, стоит ли упоминать про лес, и не будет ли то каким-то неведомым непонятно-на-что намеком...) Остальной персонал, а также попавшиеся под руку посетители и пациенты тоже весело и старательно засмеялись, захохотали. «Хо-хо-хо, морда серая», — громыхал какой-то почтенный доктор практически в свой стетоскоп, затем забросил головку стетоскопа себе за плечо, чтобы ничто не мешало ему всласть похохотать, раз уж предоставился ниспосланный свыше случай. «Ха-ха-ха», — смеялись в унисон интеллигентного и прилежного вида старушонка из второго приемного окошка и разбитная девица из первого, при этом они бросали друг на дружку оценивающие ревнивые взгляды, как это случается между женщинами. «Хи-хи-хи» — слабо откликался кто-то, едва оторвав от носилок голову, — судя по всему, какой-то пациент при смерти. Всех обуял небывалый — вот просто-таки небывалый — восторг!
«Владим Борисыч, — отхохотав своё, продолжил медицинщик. — Он у нас действительно лучший специалист и делает всё по высшему разряду, а сам-то, представьте, из простых санитаров!» (Хотя здесь ему очень хотелось подчеркнуть, что Волк вышел вовсе и не из