Неудачная попытка

Значит, это просто не тот ритуал, — Трент вздохнул и упал на колени возле алтаря. И заплакал.

У меня сжалось сердце. Мне хотелось подойти к нему, похлопать по плечу, сказать что-то ободряющее, но вдруг...

— Он... пошевелился! — Трент вскочил на ноги и повернулся к Эдвину и Ральфи. — Вы видели? Он пошевелился!

— Как — пошевелился? — Эд подошел к алтарю взял мое правое запястье — при этом я ощутил его прикосновение и сжал кулак.

Тренту не показалось — пальцы моего тела дрогнули.

— Ты прав, — улыбка на лице Эдвина из озадаченной превратилась в торжествующую. — Что он делает, Ральф?

— Сжимает кулак, — парень тоже улыбнулся.

Я поднял руки.

— Теперь поднял руки, — прокомментировал Ральфи. — Теперь прыгает.

Я сокращал разные группы мышц, и мое тело слабо, но реагировало.

— Хм, — Трент снова развернулся к алтарю. — Пап, ты слышишь, то, что мы говорим?

Я кивнул — голова моего тела тоже еле заметно дернулась.

Трент зажал его уши. И сказал что-то — я не услышал его слов.

Я покачал головой.

— ... не услышал вас, — я расслышал окончание фразы Ральфи, когда Трент убрал руки от моих ушей.

— Пап, — Трент поднял голову и посмотрел на меня — я так и не понял, видит он меня или нет. — Я, кажется, знаю, как тебя вернуть, но должен предупредить — это будет... неприятно. И даже опасно.

— Я готов, — быстро ответил я и шагнул вперед.

— Он готов, — сказал Ральфи, прищурившись.

— Шансы примерно сорок на шестьдесят, — продолжал Трент. — Шестьдесят процентов, что ты не выживешь.

— Если есть хоть один шанс на успех, я готов рискнуть, — сказал я, и Трент кивнул раньше, чем Ральфи передал мои слова.

— Дай сигнал, когда будешь готов, — Трент положил руки на алтарь и опустил голову.

— Я готов, — сказал я.

— Он готов, — повторил Ральф.

И тут же меня пронзила резкая оглушительная боль. Она заполнила меня всего, вытеснив все другие чувства и ощущения. Поэтому я ничего не видел, кроме ярких вспышек, когда отступала одна волна и накатывала другая. И ничего не слышал, кроме пульсирующей боли в голове.

Мне казалось, будто все мои суставы выворачивались наизнанку, будто кости сами собой проворачивались вокруг своей оси, будто нервы вылезали со своих мест, и я сам превращался в один большой оголенный нерв.

Боль горячим кнутом выдавливала глаза из орбит, и от ее щелчков рвались с глухим треском барабанные перепонки. Меня бросало сразу и в жар, и в холод, жгло раскаленным железом и жидким азотом, разбивало на куски, распыляло на атомы, и каждый атом был наполнен болью.

Наверное, я кричал, но не слышал и не осознавал этого.

А потом вдруг все прекратилось.

Я лежал на боку, в позе эмбриона, обхватив колени руками, и мелко дрожал. Лишь спустя несколько бесконечно долгих секунд я понял, что лежал на твердом холодном камне, а не на жесткой траве, на которой стоял до того, как начался этот кошмар.

Я открыл один глаз. Моргнул. Потом еще раз. Сначала было просто темно, затем из темноты начали проступать световые пятна, затем очертания