гладкой головки, смазывают ее давно не покрываемое мужчиной влагалище, растекаются по женским внутренностям, разнося по ним детородным руслом миллионы головастиков, один из которых прямо сейчас несется к ее созревшей огромной желтой сумке яйцеклетки — средоточию всей жизни и единственной цели прихода в этот отвратительнейший из миров.
Мой член с характерным чпоком выпал из разверзнутой пасти пизды, в тот момент больше похожей на беззубый рот жуткого чудовища, из которого словно рефлекторным капаньем ядовитой слюны вытекала белая тягучая струйка моей кончины, разбавляемая женским соком. Я чувствовал блаженное облегчение. О какое же это наслаждение разрядить в смердящую едким запахом, слизкую, сочащуюся бесконечным потоком смазки, горячую набожную дыру всю скопившуюся похоть, заполнить ее грехом, напитать развратом и порочностью.
Поглаживая холодные от пота, упругие небольшие ягодицы бедняжки, я на миг проникся к ней жалостью.
— Ирочка, всё будет хорошо, ты такая славная девочка, — успокаивал я ее, с некоторым сочувствием глядя на вздрагивающие от рыданий худенькие женские плечи и, утонувшую между обширных ляжек расположившейся под ней девушки, русую головку, — никто не узнает о том, что случилось.
На секунду я даже начал сожалеть, что столь злонамеренно оставил в этой несчастной русской бабе свое порочное семя, но в этот момент я посмотрел на мою распутницу. Катя, закатывая глаза от наслаждения, открытым ртом ловила последние капли спермы, лениво стекающие из раскрытого влагалища монастырской трудницы. Ее тело сжималось в неконтролируемых спазмах блаженства каждый раз, как мутная жидкость попадала на выставленный жадный язычок, по которому она стекала ей прямо в горло. Девичьи губы и щеки сплошь были испачканы вонючей липкой смесью выделений двух ее любовников, которые она так старательно и охотно хватала прямо на лету.
Вся вымазанная этой любовной влагой, развалившаяся в сладкой истоме, насытившая свою грязную прожорливую похоть, Катя была омерзительна... она была изумительна.
18.
Наши дни, г. Никулинск
Приятно утомившись в наших плотских игрищах, мы втроем, все же немного перекусив, отправились спать. Ира понемногу пришла в себя и, хотя глаза ее еще не просохли от горестных слез, она проявила положенное гостеприимство и расстелила старую железную кровать на скрипучей сетке, которая жалобно пищала стоило лишь кому-нибудь присесть на нее. Других свободных покоев в доме не нашлось, но приходилось радоваться и этому.
Катя решительно отказалась пускать меня к себе, заявив, что на этом одноместном и неудобном ложе мы с ней вдвоем не поместимся, я буду жутко мешать, а ей непременно надо выспаться перед завтрашней поездкой в монастырь. Хозяйка, несмотря на всё только что произошедшее с нами тремя, покрывшись пунцовой краской стыда, предложила лечь с ней.
Рассматривая ее правильную соблазнительную фигурку, просвечивающуюся через длинную и по всем правилам должную быть скромной, ночную сорочку, я почувствовал оживление члена в штанах. Хорошо, что у него совести было гораздо меньше, чем у меня, и он без тех сомнений, что терзали меня за проделанное с бедняжкой, просто хотел еще раз войти в ее узенькую теплую щелку. Ожидание