присутствовала некая одинокая женщина лет тридцати, симпатичная и какая-то по русскому очень грустная, больше же в кафе некого не было. Кажется, нас ни кто не слушал.
— А о чем ты сейчас говоришь? — развернулся я к Насте
— А сексе разумеется.
— А сексе?
Настя протянула руку взяла со столика пачку моих сигарет, и после того как закурила одну из них, снова продолжила:
— Именно, а сексе. Ты разве не будешь вспоминать всех наших забавных, сексуальных развлечений. Не будешь сожалеть о том, что эта эротическая сказка закончилась раз и навсегда.
— Ну...
— Скажи мне, сколько на свете есть женщин способных вытерпеть все твои сексуальные причуды?
— Ну, знаешь...
Вытерпеть мужчину, который не может пройти мимо секс шопа, чтобы не заглянуть в его гостеприимные двери и не купить какой ни будь новый фантасмагорический причиндал. Вытерпеть мужчину, который хранит в своем шкафе для одежды, целый сказочный гардероб, но вовсе не как воспоминание о своем счастливом детстве. Там у нас и костюм снегурочки, и монашки, красной шапочки, и Робин Гуда, ну и конечно, белое, кружевное, свадебное платье, куда же нам без него. А зачем? А затем, что наш милый мальчик Миша, примерный гражданин, добропорядочный налогоплательщик, и прочие, по совместительству еще и маленький извращенец, который просто не может спокойно заснуть до тех пор, пока его девушка не наденет, на себя что ни будь этакое и не устроит ему маленький, эротический праздник... Буратино блин!
— Тиши, тиши, здесь же люди, а у людей есть уши, никому из них не следует знать, чем мы с тобой занимаемся по ночам.
— Нет, я все скажу, пусть слушают, если хотят, или вставят себе в уши вату, как это делали ночами наши соседи по лестничной клетке.
Я бросил взгляд на мужчину в белой панаме, тот усердно делал вид, что не слышит нашего с Настей разговора, также как и я пьет пиво, покусывает хвост сушеной тарани, и как бы, даже не без азарта поглядывает в сторону одинокой тридцатилетней женщины. Но его возраст, плюс белая панама, плюс короткие бриджи, — все это внушало мне некоторые, смутные подозрения.
— И так, — продолжала Настя, словно не замечая моих теперешних забот, — тебе не будет жалко всех наших сексуальных забав, наших эротических практик.
— Ой, Настя...
— Помнишь, как мы с тобой любили нашу маленькую, но уютную ванну, ее прохладное дно и горячий поток. Океаны нашей безбрежной, и такой порочной любви! Ты ведь обожал делать это воде. Мы садились в ней, напротив друг друга, теплая, горячая вода, омывала, наши молодые и нагие тела, а мы делали это ногами, смотря друг другу прямо в глаза, и видя, как изменяются выражения наших лиц при контакте. В то время как большой палец твоей ступни терся об мою киску, стремясь заглянуть поглубже внутрь, моя ступня ложилась тебе на мошонку, другую же, я, как правило, ставила тебе на грудь; ты подносил ее к своим губам,