Мастурбировать и вспоминать…

вытягивал свой язычок, и забавлялся с моими пальчиками. Ты не упускал возможности обсосать их всех, а я почувствовать как в это время под моей ступней и вширь, и высь растет твой бравый и гордый полковник. А помнишь наш буль, буль, буль. Так, ты сам, это кажется, называл.

— О, Настя ты беспощадна, не гноби душу, не сыпь мне соль на рану.

— А как на счет наших оральных ласк под горячим душем. Я закрывала глаза, садилась перед тобой на коленях, и, обняв твои ноги, в слепую искала твой возбужденный орган. Сверху на меня обрушивался целый водопад, в ушах стоял неповторимый гул, как эхо далекого океана, а мой рот в слепую находил и ласкал твой член, точно тот был сладкой и твердой морковкой... ням-ням. Я касалась раздвоенной головки губами, вываливала свой язычок: толстый и длинный свисающий самого подбородка. Как ты сам не раз говорил о нем самый маниакальный язычок во всей необъятной вселенной. И усердно принималась за работу, стремясь вылезать все то, что только можно было вылезать и даже то, что вылезать было нельзя, твое тело было для меня холстом, я художницей а мой собственный язык ее ловкой и умелой кистью. Признаться честно на меня в эти моменты что сваливалась, ну помимо душевой воды естественно, толи вдохновенье, толи кураж, а толи сексуальное помешательство. Я поднимала твой вздутый от возбуждения и изогнутый по форме член к верху, так чтобы он, не мешал мне работать. А сама, изловчившись, заглядывала тебе между ног. Мой носик утыкался тебе в мошонку, а мой язычок полировал промежность, между твоим анусом и твоими же собственными свисшими к низу яйцами.

— Настя, Настя, что за пошлые выражения.

— Я начинала свое долгое и томительное путешествие оттуда, — с дорожки твердых, коротких, слипшихся от воды волос, они щекотали меня, лезли в нос, заглядывали в ноздри, затем переходила на мошонку, которая к тому моменту твердела, и напоминала уже теннисный мячик. Кончик моего языка проходил аккурат меж двух твоих вытянутых яичек. Как скульптор чувствует на ощупь форму глины, так и мой язык за долгое время изучил каждый миллиметр твоего схоронившегося под кожей ландшафта. Обработав их он уходил дальше, и начиная с основанья ствола твоего члена медленно полз к головки, большой, темной, такой возбужденной. Пройдя не раз по кругу, на смыке кожи, и нежной плоти язычком, как следует обработав уздечку, я всасывала удлиненную головку в себя, а вслед за ней, чуть пососав, и хорошенько раскрыв ротик при этом, заглатывала весь член целиком, — все восемнадцать сантиметров твоей крайней плоти. Я была как та маленькая беззащитная рыбка, попавшаяся на крючок своей неизбежности. Ты помнишь эти мгновенья роскошного отсоса?

— О солнышко...

— Я постоянна меняла темп, то делая это быстро, то напротив медленней, почти лениво. Когда же я чувствовала что тебе не вмоготу, и гейзер вот, вот вырвется на свободу, я пальцами