Остров. Глава девятая: Гарем гарему рознь или многожёнец

«Моя женщина» пусть живёт в моём доме. Она не возражала, а очень даже радовалась. Истинную причину своего прибытия она назвала потом, когда внезапно перебравшаяся к нам в избу спасённая, назвавшая себя Елизаветой, уснула. А пока она щебетала, распаковывая чемоданы, перетряхивая вещи, успевая периодически чмокать меня в щеки. Чем даже немного ввела меня в некоторую оторопь. В этот момент на пороге появилась Елизавета, поддерживаемая Ириной и Спиридоном.

— Она сказала, что будет спать там, где спишь ты. — Ирина, чуть отстав, покрутила у виска пальцем — мол, чудит девка. — Упёрлась и всё.

— Ничего. — Виктория с интересом посмотрела на девушку, заметила пузико, бросила заинтересованный взгляд на меня, неё, Ирину. — Давай, проходи.

— Положи у печки с той стороны. — Ирина поставила большой чайник с отваром. — Пусть всегда будет тёплым. И пусть пьёт только это. А то простынет и всё! — Что это всё, она не пояснила, закрыв за собой дверь.

— Девочки. — Я откашлялся. Отделение роддома, приюта, гарема в одной избе. — Давайте-ка устраиваться на ночь. — Особого белья у меня не было, но на всех хватило.

За Викторией приезжали. Она так и сказала — «за мной приезжали, но я смылась». Каким-то седьмым чувством она уловила их ещё на подъезде, нырнула в подпол, где и просидела, пока джип с братвой, поколесив по деревне и не получив никаких зацепок, убрался восвояси. Она же уговорила Спиридона отвезти её ко мне, а Маша согласилась.

— Ты не представляешь, как я ненавижу за это отца! — Она сжимала кулаки, тихо шипя мне в лицо. — Вяжется со всякой гадостью! С бандитами, ворами. Сволочь!

— Ты об отце так не говори. — Ну, не мог я позволить ей говорить так. Потом вырастит, поменяет свою точку зрения, и вспоминать об этом будет со стыдом. — Он всё-таки заботиться о тебе. Ищет.

— Знаешь, почему ищет? — Она поддёрнула рубашку, удерживаемую коленом, уткнулась губами в моё ухо. — На меня такие счета в банке Кипра, что могу купить это остров, деревеньку и ещё полкрая. Я богачка! Эта сука знает это, отец тоже дёргается. Я ведь могу и проболтаться.

— Уже проболталась. — Я усмехнулся.

— Ты не такой. — Она неожиданно обхватила меня за шею, поцеловала в губы. — Ты хороший.

— Это ты как поняла? — Я усмехнулся. Какие у неё губы — бархатные, нежные, прямо детские.

— Я понимаю. — Она села обратно, пробуя языком губы. — И пахнешь хорошо, вкусный. Сладкий. — Сладкоежка!

— Чай с коньяком и вареньем пил. — Отшутился я. Она ударила меня своим поцелуем прямо в член. Он заворочался, тяжело, угрюмо, с явным намерением выступить с протестом.

— Нет, я серьёзно. — Она соскочила с табуретки, на цыпочках пробежала в мою комнату, плюхнулась на кровать. Ну, совсем распоясалась!

Она не ушла с кровати, как я её не уговаривал. Улеглась и всё. Только поблескивала глазками из-за края одеяла. Но, когда я потянул подушку, чтобы лечь на столе, схватила за руку, потянула к себе.

— Я тебе хочу кое-что сказать. — Ох, уж