Последняя инстанция

первой дочери, последний луч мартовского солнца, шестьдесят шестую страницу любимой книги их отца еtс.

— брать шеф-повара на слабо. Мы уже выяснили, что он может выпить всю воду в прачечной, поменять местами мебель на первом этаже с мебелью на втором, перекрасить стены отеля в ядовито-розовый цвет и промяукать 18 часов подряд. Больше никаких экспериментов!

— дуть на пальцы и говорить «сейчас, только ногти докрашу», когда требуется экстренная уборка после визита старушки Мэг. Внутренности на шкафах — фи, это же негигиенично! То, что вы не прислуга, вас не оправдывает!

— на вопрос «Что произошло в вашем номере?!» отвечать «Все, что случилось в Вегасе, остается в Вегасе».

— говорить работницам прачечной «Да у Скарлетт Йоханссон размер груди больше твоего ай-кью!»

— даже если это правда.»

— Вот зараза, — сказал Ярый, отпуская бумажку. Она полетела, подхваченная ветром, кружась и хлопая углами, словно птичьими крыльями. — Я написал тысячу правил, чтобы больные на голову призраки не разнесли мне отель. Теперь что же, нужно написать еще тысячу правил для больных на голову людей?

— Да ладно, — хмыкнула Оса, не отрываясь от мобильника. — Он расшибся на тачке, бабу свою угробил, а сам уцелел. Вообразил, что сдох вместо неё, и начал оправдывать этим убийства. Он не больной — просто маньяк.

— Еще какой больной, — возразил Ярый. — Он живой человек, считающий себя призраком!

— А ты призрак, болтающий со своим воображаемым другом.

— Стерва.

— Пиздюк.

— Мозгоёбка.

— Потрахаемся?

— Если бы ты была настоящей, я бы согласился.

От чердачной лестницы донеслись звуки борьбы, и Ярый обернулся. Прямо по центру крыши была установлена устрашающего вида конструкция — резиновый фаллос длиною в метр, нанизанный на металлический штырь. Как сказала Оса: для несгибаемости. Шестнадцать обиженных призрачных баб втащили Кирюху на крышу, заботливо поддерживая его под руки и хватая за голые ляжки. Еще одна выдавливала смазку на резиновую елду. Сам Кирюха был раздет. Связки на ногах ему предусмотрительно подрезали — теперь он елозил ступнями по крыше, но встать не мог.

— Чё за хуйня, — ныл он. — Ярый, Ярый, бля, какого хуя, Ярый, ты ж мне бро, ну убил я их, и чо? Тебе бабы важнее братана?

— Да, — признался Ярый. — Мне что угодно важнее такого братана как ты.

Призрачные девы напряглись, усаживая Кирюху задом на метровый хуй, и тот завыл — недоуменно, с яростью, отпихивая тонкие девичьи руки.

— Какого хуя! Какого хуя! Чё за хуйня!

— Я подумал: такому пидору, как ты, и кончина нужна соответствующая, — пояснил Ярый. — Между прочим, было непросто найти метровое дилдо. Я полгорода объездил!

Кирюха завыл — призрачные бабы наконец обнаружили нужное отверстие и с азартом висли у Кирюхи на плечах, насаживая его на резиновый хуй.

— Первые сантиметров двадцать будет терпимо, — обнадежил его Ярый, покачивая в бокале портвейн. Или кровь. — Потом эта ебанина потеснит в тебе дерьмо, подвинет внутренние органы и будет натягивать кишку до тех пор, пока она не лопнет. Смерть так себе, но лучшего ты и не заслуживаешь.

Оса сидела рядом, жевала