жвачку и болтала ногами. На её футболке значилось: «Работа ртом лучше, чем отсутствие работы».
— Наконечник не острый, — добавил Ярый. — Кровотечения не будет, и сдохнуть быстро тебе не удастся. Приятного дня.
Кирюха задергался, насаживая себя на метровую елду еще глубже. Его крики переходили в надрывный, раздражающий визг.
— Карамель, — громко сообщил Ярый, пытаясь перекрыть вопли. — Хочу мороженко с соленой карамелью!
— Серьезно? — осуждающе спросила Оса, лопнув пузырь из жвачки. — Человеку тут кишки раздирает большим резиновым ху... ху...
Она засмеялась, пихнула Ярого в плечо и соскочила со стула, зашагав к чердачной лестнице.
— И правда, без смеха не скажешь. Так что, закажем мороженое?
— Или пиццу...
— С анчоусами и пепперони.
— Пепперони — отстой. С охотничьими колбасками, грибами и...
— Грибы — отстой.
— Ты вообще не существуешь, у тебя нет права голоса.
— А не пошел бы ты нахер!
— А не пошла бы ты...
* * *
На сборы у Ярого ушло чуть меньше часа. Он побросал вещи в осиротевший чемодан Кирюхи, вместо барменской униформы натянул свитер и джинсы, пованивающие копотью и солидолом, и уверенно зашагал к выходу.
— Эй, — окликнули его из-за спины. — Зачем?
Оса сидела на перилах, покачивая ногой в рыжем кроссовке.
— Зачем ты меня придумал? — спросила она. — У Кирюхи был смысл. Он придумал свою смерть, чтобы стать круче — ужаснее, конечно, но и круче, — чем был при жизни. А зачем тебе я?
Ярый усмехнулся, коротко глянув через плечо.
— Представь, что я живой, а важный для меня человек умер, — сказал он. — Случись такое, я придумал бы воображаемого друга с его лицом. Если расстался с кем-то слишком рано, хочется наверстать.
Оса молчала.
— В моем случае всё наоборот, — продолжил Ярый. — Я уже умер. Рано расстался с близкими — намного раньше, чем хотел. И кого мне придумывать, если не их?
— Так я живая, — сказала Оса, и засмеялась тихонько. — Меня тут нет, потому что я еще живая...
Отель дышал и лениво ворочался, словно кошка в корзинке. Прощаясь с ним, Ярый ощущал себя на удивление правильно. Юлька — мертвая деваха с идеальной грудью, гладко выбритой пизденкой и респиратором вместо лица, — лихо восседала на стойке портье. Пройдя мимо неё, Ярый сказал:
— Милочка, если хочешь тут работать — добро пожаловать, только надень форму.
У двери в столовую он задержался. Там всё шло своим чередом: парень с покемон-гоу, деваха с пирсингом сосков и трое горничных играли в покер. Дружное семейство — ревнивый супруг, блондинистая дама и её новый любовник, из головы которого торчал кусок арматуры, — пили кофе со свежими булочками. Шеф-повар запихивал работающий ручной блендер в рот одному из гостей, вокруг разлетались брызги крови и ошметки мягких тканей. Ярый его не осуждал: в конце концов, никому не понравится, если его стряпню раскритикуют.
— Всё, чуваки! — выкрикнул он. — Я вас люблю, но вы меня заебли аж в печенки!
Теперь Ярого отделяло от свободы только маленькое лобби — пятнадцать метров, двадцать два шага и...
Входная дверь распахнулась. В неё ввалилась дева в свадебном платье с перекошенным от ужаса