Жесть — как она есть. Часть 2

подводя черту 1: 1, и уже расслабившись, откинулся назад, расстилая салфетку на своих коленях. Намек на его старость был моей колкостью, вообще, на заданную форма вопроса, в приличном обществе себя так не ведут. То есть, если мы сидим за одним столом, нужно быть снисходительным к этим вот недостаткам и раз мне предоставили такую честь, как позволить присутствовать на этой встрече, то, наверное, и воспринимать нужно меня всерьез, а не как сопливого мальчишку.

— Уел! Ладно, раз тебе без разницы, то буду называть тебя Костя. — он перешел на неформальный стиль общения со мной и уже свободно захватил нить беседы за столом, втягивая в разговор и мою мать, и Юрия Юрьевича.

Осыпав комплиментами мою мать, я ему даже позавидовал с какой легкостью и непринужденностью он это делает — в нем чувствовалось это умение — вести светскую беседу, даже не изысканностью фраз, а самими своими манерами и правильно поставленной речью. И тут же переключился на адвоката. Видимо они были старыми знакомыми, однако Юрий Юрьевич, адвокат, не позволял себе с ним и намека на шутку, был с виду хоть и вальяжен, однако чувствовалось внутреннее его напряжение.

Вопросы, последовавшие от Виктора Абрамовича, были о моей учебе, о том, кем я планирую стать и куда пойти работать после окончания Универа. И то, что я собирался пойти на вольные хлеба, когда я поделился своими соображениями, он ответил, что есть еще время подумать, и вскоре он оставил эту тему, не развивая ее, опять приковав внимание моей матери к себе. Теперь мы говорили уже обо всем, то есть о чем угодно — но только не о проблемах. То есть о том, что было известно им одни, а не мне — в частности, поскольку круг обсуждаемых персон я не знал, как и не знал, почему один ушел на повышение, а другого за то же самое — посадили. Мать выпила два фужера вина, и даже оживилась, исчезла сухая чопорность и она, даже смеялась шуткам кавалеров, я же пить не стал, что бы, не провоцировать ее лишний раз. Мать была в фокусе внимания, за ней ухаживали все, даже я, вернее, именно я и был обязан за ней ухаживать, но мои обязанности они беззастенчиво крали, подтрунивая надо мной, что тоже явилось предметом шуток.

Халдеи, то бишь — официанты, делали свою работу молча и беззвучно, один раз к нам подошел хозяин заведения и услышав какое-то пожелание от Виктора Абрамовича, тут же скрылся. В зале, вернее на небольшом помосте играла живая музыка, гитарист бренчал свои испанские мотивы просто виртуозно, и вообще, именно музыка мне нравилась больше всего, именно она хоть как-то примиряла мое внутреннее я с обстановкой.

Виктор Абрамович пил минералку, Юрий Юрьевич пил коньяк, за матерью ухаживали они оба сразу, подливая ей вино, а я пил гранатовый сок. Еда же была слишком легкая на мой взгляд — рыба, фрукты, морепродукты, прямо не испанский ресторан, а какой-то