в след удалялись комариные облачка.
Лес умолк. Земля дрожала застывшим киселём.
Чужая силища толкнула снизу, сбросила Искора на сухую землю. Волхв открыл было рот, чтобы выкрикнуть что-нибудь предостерегающее, но тут же понял — кричать не придётся.
Обнаженные спины девушек виднелись уже возле древесной стены. Быстрее всех, как и ожидалось, неслась мавка. Она двигалась размеренно, грациозно вскидывая длинные тонкие ноги, лихо перескакивала белеющие в траве брёвна и травяные кочки.
Божена неслась, подобно стихии, оставляя в бурьяне отчетливый след. Бежала неумело, раскидывая в стороны руки, выгнув спину. И, чего совсем не ожидалось — отставала от Айне всего на полшага.
Зрелище получилось гармоничным, и очень даже эстетически приятным.
Только, провожая девушек взглядом, волхв искренне, с ноткой горечи, признал — у него такой прыти мир бы не дождался даже за очень большие деньги.
Дёрн вокруг камня упруго натянулся. А затем со звуком, схожим с тем, когда коновал дерёт несчастному зуб, взорвался. К небу взвился столб пыли, мелкого сора. Градом посыпались мелкие камушки, куски земли. Потревоженные сухие листики устроили в воздухе задорную пляску.
Из серо-коричневой хмары показалась остроносая лягушачья голова. Громадная, в две сажени шириной. Грубо, но вполне узнаваемо выполненная — Искор без труда разглядел впадины ноздрей, прорезь рта, и торчащие рогами глаза.
Следом за головой показалась пятипалая лапа — за неё тянулись, с хрустом разрываясь, нити корней.
Лягушка выбиралась из земляного плена с виду неспешно, вальяжно. На деле же исполин выказывал недюжинную силу и скорость. Не успело сердце волхва стукнуть и раза, а каменное чудо вырвалось из глубин.
Замерло, словно ожидая, пока пыль осядет. Смотри, любуйся, смертный.
Сырой, почти черный камень, медленно покрывался землистым налётом.
Искор осторожно, не отводят от изваяния взгляда, попытался сдвинуться в сторону. Голова изваяния, каменно скрипя, нагнулась.
Волхв понимающе кивнул ей в ответ.
— Ты, — протяжно завыл он, уличающе показывая пальцем на исполина. — Ты-ы-ы!
И тут же сморщился. Уши будто ватой заложило, как бывает после сильного удара, или на большой глубине. Или, когда с тобой разговаривает бестелесное создание. У них нет рта, и нечем слушать, и потому единственное, с чем они могут связаться — душа.
А это всегда болезненно, когда кто-то добирается до твоей души.
— Чего? — прошелестел над поляной детский голосок.
— Потревожил мой покой! — хмурясь, продолжил Искор. — И все в таком духе. Угадал?
Каменная лягушка осталась недвижимой. Голос, после недолгого молчания, с явным раздражением ответил:
— Для пустоголовых голожопиков нечего и стараться. Тем более что жить тебе осталось недолго.
— Целую тьму раз такое слышал. Вот что. Дай мне взять в руки посох, и, спорим, тогда ты запоешь иначе.
— А! Что ж ты его не достанешь из воздуха, волхвина? Знаешь, что размажу.
Исполин качнул треугольной головой в сторону леса:
— Ну раз ты такой умный, давай, топай ногами. Сам. Я подожду. Только не вздумай штаны надевать, растопчу. Все у нас будет по-честному
— Чем тебе штаны-то не угодили? — буркнул волхв, поднимаясь. — Шитья на них нет. Все честно.
— Честно для меня будет посмотреть, как ты будешь от лягушки палкой отбиваться.