болотца».
— Значит другие зрелища тебе не по нраву, а? — хмыкнул Искор. До посоха и сброшенной впопыхах одежды оставалось едва ли больше трёх шагов.
Лягух промолчал. Волхв знал почему. Исполин готовился прыгнуть, как раз в тот момент, когда скудоумный волхв нагнётся за посохом.
Искор остановился. Плотно смежил веки. Полной грудью вдохнул влажный лесной воздух. Лёгкий ветерок холодил кожу, играл растрёпанными волосами, щекоча лицо.
От мощного толчка едва дрогнула земля под ногами.
Волхв прыгнул вместе с ним. В сторону, подальше от губительного для плоти веса. Дивясь собственной ловкости, перекатился по траве. Собрался было уже бежать к лесу, но оглушительный грохот заставил обернуться.
Каменная лягушка врезалась в мягкую почву. Поднялся земляной гребень — потревоженные комья горохом осыпали бурьян, больно ударили по голой спине.
Искор, что было сил, рванул с места. Он бежал, как и мавка прежде, прыгая через лесной мусор. Раз ударился мизинцем о шершавую корягу, и, уже прихрамывая, влетел в лесную чащу.
Ладонь правой руки крепко сжимала полированное дерево посоха.
— Ты что же, дурной? — крикнул Искор, останавливаясь. Тяжело дыша, волхв оперся боком на тонкий ствол сосны. — Ужели я бы стал нагибаться?
И в этот раз лягух смолчал. Но и прыгать не стал. Раскидывая лапами дёрн он жутковато зарысил в сторону леса. Треугольная морда с размаху вклинилась меж деревьев — полетала в стороны белая щепа. Ели застонали, с душераздирающим хрустом повалились в стороны.
Истукан шел напролом, как идёт кабан сквозь валежник. Только место хрупких прутьев заняли древние, крепкие стволы. Над зелёными кронами взвился скрипучий вопль умирающих деревьев.
Он бил по ушам, подгонял, и волхв, повинуясь инстинкту, бежал. То петляя зайцем, то грудью рассекая хлёсткие кусты орешника.
Искор видел, как по сторонам от него падают деревья. Стройные сосны, кряжистые ели, ударялись о землю, поднимая в воздух облака лесного сора. К мокрым от пота плечам липла хвоя.
Корни били по стопам — Искор несся, помня науку бега. Правильно дышать, не рвать мышцы, держать ритм. В груди пылал горн, горло сдавила незримая лапа. А ноги очень скоро сделались ватными. Искор мельком подумал, что, может быть, лягуху сейчас не до него — по задумке туша давно должна была застрять меж стволов.
Он чуть сбавил шаг, обернулся на мгновение. Тень застлала солнце. Огромная ель, взмахивая лапами, зависла над ним. Искору показалось, что сердце перестало биться. Вынырнувшее на мгновение звериное чутье приказало замереть. И волхв остановился, глядя, как лесной исполин, издевательски медленно, будто сквозь толщу воды, падает на него.
Дерево неслось всё быстрее. Тяжелые ветви задели макушки молодых соседей и те, скрипуче жалуясь, послушно отвесили поклон умирающему лесному боярину. Еловые лапы били по стволам, отсекались, сухо щелкая. Кувыркаясь, летели к земле.
Мысли застыли, словно рыба во льду. Искор не смог даже толком проститься с жизнью, а набравшая скорость ель уже достигла подлеска. Ударила по земле, шагах в десяти от волхва. Уцелевшие лапы плетьми хлестнули грудь, вытолкнула из лёгких воздух. Волхва отбросило назад, Явь перевернулась, смешалась в неясное разноцветие.
Померкла