Лёгкие деньги. Часть вторая из двух

на мгновение.

Искор открыл глаза. С голубого, обрамленного деревьями, неба на лицо сыпался дождь из лесного сора. В монотонную тишину врывалось только едва слышное сухое шуршание. Волхв не глядя пошарил рукой — пальцы почти сразу нащупали посох. Ободряющую волну радости прервала только резкая боль в груди.

Жуткая, доводящая до тошноты.

Не веря до конца телу, Искор попытался вскочить на ноги. Но не тут-то было. Грудь будто сковали железным, раскаленным добела обручем.

Волхв со стоном утвердился на коленях. Оперся на посох — не будь его, лежал бы на земле ничком.

— Это ничего, — прошептал Искор, глядя, как треугольная каменная морда раздвигает кусты лещины, — сейчас будет по-настоящему хреново.

Лягух, похоже, разглядел волхва среди зеленого месива. Неторопливо остановился. Сел.

— Мудрые слова, волхвёнок! — пропел среди деревьев голосок. — Добегался. И зачем?

— Думал, ты застрянешь, — буркнул Искор.

— Ужели я такой дурной, мальчик? Мог бы и сам уразуметь — я тут живу. Это мой дом. Какой хозяин строит дом не под себя?

Волхв поморщился.

— Давай без этого, нету сил тебя слушать. Умного все равно ничего не скажешь. Ты меня, вроде, растоптать пытался?

Лягух сделал уверенный шаг вперёд. Замер. На каменной морде, покрытой зелёными пятнами мха, плясала тёмная паутина лесных теней.

— Говори, чего задумал, — произнёс дух. После недолгой паузы добавил: — Хуже будет!

— Иди, иди, ничего не бойся, — усмехаясь, произнёс волхв. — А грозить даже не пытайся. У тебя одно фантазии на две штуки хватит — раздавить да растоптать.

— Я по твоей лисьей роже вижу — удумал на меня гадость. Говори, волхвина!

Искор фыркнул.

— Что ж я, враг себе? Да и потом. Кабы ты на меня лес не ронял, поговорили б. А ты такая стервь, что и разговоры вести тошно. Заткнись и дави.

Каменная лапа с чавканьем вонзилась в землю — жест получился почти человеческий.

— Твою-то мать, Искор! Небеса мне в свидетели: ну и паршивая же у тебя натура! Даже проиграть нормально не можешь. Ладно. Думаешь вот так меня уболтать. Но нет. Послушай, что скажу тебе я. И слушай внимательно, ибо не каждый день до таких как ты снисходит вилий. Слушаешь?

— Внемлю.

— Сдохни! Сдохни в муках, паскудская искорина!

Исполин прижался телом к земле, напряглись на задних лапах мускулы. Вилий готовился прыгнуть.

Искор, не стирая с лица усмешки, перевел взгляд на оголовье посоха. Как и в прошлый раз, на вершине кургана, его украшала конская голова. В глубоко запавших глазницах чуть светили темно-синие огоньки.

Волхв легонько стукнул тупым концом посоха о землю. Оголовье тут же сменило форму — теперь его место занимало усатое мужское лицо, с лысой и вытянутой, как яйцо, головой.

Искор видывал изображение Грозибога и получше.

Над еловыми верхушками оглушительно грохнуло. Волна звука пролетела по лесу, сотрясла, кажется, даже землю. Волхв, хоть и ожидал чего-то такого, невольно сжался, и тут же зашипел от боли.

— Звал небеса в свидетели? Вот они тебе и явились, не благодари.

Лягух не ответил. Изваяние так и осталось стоять, в полуприсяде — готовое к броску. Камень оплыл, потерял четкость линий,