но все еще держал форму, схожую с лягушачьей.
Лесной полумрак озарила режущая глаз вспышка — плеть молнии ударила в стоящую рядом с вильем сосну. Дерево расщепило надвое, полетели в стороны щепки. Отделенная от ствола верхушка упала на каменного гиганта.
Снова грохнуло. Вторая молния щелкнула точнёхонько по концу острого лягушачьего носа. Голова разлетелась на множество каменных осколков.
Искор поспешно стукнул посохом. Оголовье сделалось похожим на лисью морду.
— Грозибога давно уж нет, — сказал Искор, осторожно поднимаясь, — а все ж таки, он часть Яви. Говорить со мной ты сейчас не сможешь, но, упреждая твои упрёки в дурости, вилий, знай. Гулять с тобой мы отправились, поскольку рядом с твоим жилищем испепелило бы нас обоих. Не любит вашего брата Явь грозибожья. И меня ей любить не за что. А так жди. Я иду.
Изваяние с песчаным шорохом осыпалась на истерзанную лесную землю.
Мелькнула тень — на оголовье посоха бесшумно опустился огромный, угольно-черный филин.
— У-ху-ть, — буркнул он.
— Ты чего тут крутился? Могло покалечить.
Филин только моргнул в ответ.
— Будь другом, принеси мне какие-никакие штаны. И рубаху. И перед Навом от меня извинись. Надеюсь, его не долбануло мимоходом.
— Ух-мар, — насмешливо буркнула птица.
— Женщин отведи к дому. Хватит с них на сегодня. Понял?
Птица беззвучно вспорхнула с посоха, и, описав над головой круг, исчезла среди крон. Искор задумчиво смотрел Пруту в след. Морок его, в принципе понимал и слушался. Только всякий раз понимал по-своему, и слушался соответственно пониманию.
Что всякий раз порождало непредвиденные сложности.
— Поживём — увидим, — пробурчал Искор.
Постоял немного, любуясь оживающим на глазах лесом. В плотной стене ёлочек щебетали синицы. По свежеповаленному стволу проскакала, махнув рыжим хвостом, белка. Лес, как никто, умел игнорировать потери.
Искор, помогая посохом, неспешно поплёлся в сторону поляны.