Монгол Шуудан

возлагал на свой профессиональный инструмент большие надежды: обычно бабы не могли долго сопротивляться этому могучему достоинству: его питон действовал гипнотически на любых бандерлогов в возрасте от восемнадцати и старше.

Судя по внешнему виду соседки, она явно была потомком татаро-монгольского ига, или какая-нибудь вьетнамка. Степаныча же с детства, интересовало больше всего только одно: как у них расположена писька.

Как и у большинства детей его времени, «университеты» полового образования юного Степаныча проходили на ограниченной территории: от подъезда до подворотни. Почерпнуть что-нибудь связное об интересующем всех вопросе из других источников было нельзя. Ни, от родителей, ни, тем более, в школе, добиться этого было невозможно.

Его классный руководитель, математичка, не рассказала бы ему что такое «оргазм» даже под пытками. Ввиду полного незнания происходящего процесса. Его трудовик, вероятно, в жестоком столбняке упал бы выпученным лицом в станок — спроси он у него, что такое «клитор» и с чем его едят. Информация о сексе была табуирована, и впору было отправляться за знаниями куда-нибудь за тридевять земель: этакий «Индиана Джонс в поисках утраченного фаллоса».

Но вот, однажды вечером, во дворе, кто-то из старших пацанов, попыхивая папироской (как настоящий взрослый), уверенно ляпнул: монголки и прочие восточные куколки устроены не так, как русские бабы — их щелки расположены горизонтально. Плавали, мол, знаем.

Это была удивительная новость! О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух.

Принимая во внимание, что дислокация русских пёзд была раскрыта относительно недавно — юный Степаныч спер тогда из тумбочки отца пачку фотографий (колоду самодельных игральных карт в мутном, черно-белом исполнении) — монгольские традиции настораживали.

На картах, выведенных из вражеского стана под покровом ночи, женщины спорной красоты и ретушированной «Хной» молодости, в детских клетчатых юбочках возлежали в напряженных и неестественных позах на диванах и кроватях на фоне настенных ковров пугающих размеров. Стыдливо прикрыв наготу, черно-белые толстухи испуганно таращились в объектив — не покидало ощущение, что их застали врасплох — причем, не столько фотограф, сколько сама жизнь. Разглядеть что-либо внятно, кроме разнокалиберных грудей, которыми были не организованно вооружены великовозрастные чирлидерши, было весьма затруднительно. Там, где не торчала кургузая рука, прикрывая естество, волосилось непаханое поле — туда не ступала нога человека.

И только на одной карте — «Джокере» — нечаянно был достигнут социалистический реализм: глаз Саурона, не обремененный никакими волосатыми спецэффектами, вызывающе глядел строго по ординате, на фоне волнующих воображение яблочных форм.

Компьютер Степаныч не жаловал, Интернет не понимал, а порно и не видел никогда (в его-то деревне!), поэтому шанс на скрупулезное исследование восточной версии загадочной женской души (пять букв по-горизонтали), могла дать эта соседка, сама того не подозревая. Степаныч пошел ради этого на отчаянный шаг — он помылся. Более того, он даже выбрил себе всю промежность: от этого его член стал выглядеть еще внушительнее — у него не было права на ошибку.

Степаныч нацепил единственные свои фирменные трусы, «Вольче Бабана», привезенные другом из Китая. Правда, они были на пару размеров меньше, зато батино наследство выглядывало из них даже в