Лёгкие деньги. Часть вторая из двух

соловей. Громко плеснула рыба.

— Ну ты понял, вижу по глазам. Она промямлила, что мавка обманом увела её к колдуну, чтобы совершить там своё мавье непотребное извращение. И теперь мы ищем тело. Или хотя бы мавку, чтобы спустить живьем шкуру. По всему выходит, и городское вече это подтвердит, что я прямо щас могу тебе снести бошку. И ничегошеньки мне за это не будет. Ясно тебе, белобрысый?

— Если тебе надо, чтобы я рассказал кому другому как все было — то и расскажу, не сомневайся.

— Вот и славно, сенокосник. Не теряй настроя.

Предводитель окинул взглядом разоренный дворик, покрытый перьями и прутьями разбитых копытами корзин. Ладонь левой руки легла на рукоять меча. Коснулась посеребрённого оголовья. Пальцы правой нервно крутили ус.

— Так, браты, — гаркнул он, — слушай сюда. Спешивайтесь, треножьте коней тут. В лес пойдём своими ногами — не хочу, чтобы коняги калечились о хреноломье. Базык, Сермя и Молш — остаетесь тут, стеречь наше добро. И эту хитрую жопу вы тоже сторожите. Сбежит — сыму бошку, вы меня знаете. Девку до времени заприте в этом вон сарае. Я все сказал, пошли, тянуть нечего!

Всадники один за другим покидали сёдла. Подбитые подошвы сапог гулко в утренней тишине ударялись об утоптанную землю. И только один парень, с короткими усиками, не торопился присоединяться к братии.

— Сыч, погоди. А чё б нам ведьм здеся не подождать? — громко спросил он. — Подкараулим их, и всего делов. Чего в паутине и гнилье зазря мараться? Тутава баба есть, у сенокосника и бражка найдется, верно говорю?

Братия переглянулась, согласно покачала головами.

— Ты, Базык, — рявкнул названный Сычом, — окромя хрена себе не отрастил ниче. Вот хреном и думаешь. Да и тот, говаривают, у тебя с воробьиный писюн. Ты коней закопаешь? Их на три поприща и видать и слыхать. Бабы нас обойдут, и останешься куковать беззлатый. У тебя для того чтобы думать есть моя голова. И голова тебе гутарит, что надо вам втроем сидеть тут. Мы же пойдем по лесу цепью. Если мавка нас обдуплит, то наверняка заявится сюда. И коней не побоится, потому как мы все там. Понял теперь?

Искор был искренне обескуражен деревянной логикой главаря, но виду не подал.

— Понял, — буркнул Базык спешиваясь. — Сижу, в небозём гляжу. Чего не понять — то?

— Вот и сиди. И тесачок у белобрысого забери. Рубанет по шее, и кончится твоя хреновая жизнь.

Кто-то из-за спины ловко ухватил рукоять Искорова ножа. Вырвал клинок из ножен — тихо звякнула сталь.

— А хорош тесочок-то, — хихикнули, — в сам раз для меня. И никакущий для сенокосника.

Один из дружинников, в чьей «дружественной» природе волхв уже успел разобраться, подвел коня к овину. Через седло была перекинута женская фигурка, связанная на манер куколки. Дружинник звонко шлёпнул пятерней по заду пленницы — девушка невнятно пискнула.

И только когда мужик, словно нашкодившего кота, бросил её в двери овина, Искор сообразил, что к нему привезли Анишку. Дверь со скрипом закрылась, и была подперта берёзовым