ринулись к груди Молша.
Без сопротивления прошили смуглую кожу, вышли между лопаток. Только на выходе они превращались в одномерные, плоские, пульсирующие алым, узор. Поднимались к пробитой крыше, змеились вдоль стен.
Молш широко распахнул глаза. Хватанул ртом воздух.
Искор видел, как выбило из тело вольца душу. И она, алая от гнева, порченная человечьей сутью, металась внутри овина. Когда-то давно этим приёмом проверяли чистоту помыслов. Если выбитая душа вернется в тело — значит все с человеком в порядке. Значит он честен не только перед собой, но и перед миром, и его дух гармонично уживается с плотью.
Такому можно доверить все что угодно.
Душа вольца попыталась вернуться. Там же, где и вышла. Все-таки велика была в Молше тяга к жизни. Но алый узор был порчен. На нём висело все то, что мужчина совершил, и собирался совершить. Душа теперь стала его сутью, а значит имела вес.
Узор пробил кожу на спине. С хрустом раздвинул мышцы. Дробя кости, проник внутрь, в самое сердце. Что-то влажно чавкнуло, хрустнуло. Тело содрогнулось, оседая. Грудная клетка Молша, лопнула, плоть разорвали сахарно — белые дуги рёбер. И узор, пронзив еще бьющееся сердце, выбросил его в открытую дверь.
Стены окрасились черным. На лицо Искора брызнуло что-то горячее.
А воздух наполнился диким, нечеловеческим воплем.
— СУД СВЕРШОН! — прогремело в голове.
Душа, по-змеиному извиваясь, ударилась о земляной пол овина. Тело несколько раз конвульсивно дёрнулось. Затихло.
На этом все закончилось.
На четвереньках, подхватив по пути посох, Искор выполз на воздух. Поднялся. Вздохнул грудью пряный воздух.
И увидел, что битва, достойная быть увековеченной в песнях, продолжалась. Детина ухитрился сломать о доспех Нава топорище. Лезвие теперь блестело в правом, покрытым ржой наплечнике. Но потеря оружия не остановило битву.
При Серме была еще сабля. Ею он пытался срубить голову нежити. А Нав увлеченно дубасил великана кулаками по морде. Последняя стала красно-синей, расплылась. Рубаха лоснилась от крови.
— Волхвина! — крикнули за спиной. — Ентого сукиного кота усекнови тож!
Искор обернулся. Анишка, пошатываясь, стояла, уцепившись руками за косяк. Обляпанные кровью волосы растрепались, порванное платье болталось где-то на уровне бёдер. Маленькие груди взолнованно вздымались при каждом вздохе.
— Не могу, — буркнул Искор. — На нём рубаха с узорами. Да и не хочу.
— Ты не знаешь, в чём эта стервь повинна! — Крикнула девушка, топнув босой ногой. — На ём крови как... как... на мне...
Она закрыла рот ладонью, сдерживая порывы.
— Нав, — гаркнул Искор отворачиваясь. — Ну что такое, в самом деле?!
Воин, скрипнув латами, прямым правым двинул великана в челюсть. Богатырь пошатнулся. Сделал неуверенный шажок, и, словно набитый репой мешок плюхнулся в грязь. — Да-да, конечно, дама в беде, — прогудел Нав, довольно щурясь синими огоньками глаз. — Но напомню уговор. Я их не убиваю. Только малость успокаиваю. Успокаивать всех приходится по-разному, это требует времени, так что имей в виду и не залупайся без повода.
Друг бегло осмотрел волхва с ног до головы. Глаза испуганно расширились.
— Ого! Ты цел, надеюсь?
— Угу, — буркнул Искор. — Цел, вроде бы. Свяжи этих двух остолопов,