Старый лекарь. Хижина дяди Овина

лежанки, а из девичьей писюли то и дело доносились чуть слышные похлюпывания.

Овин знал много секретов о девочках и их писях, и один из них заключался в том, что, если собираешься довести девчушку, которую ебёшь, до полуобморочного состояния, ни в коем случае нельзя спешить, двигаться надо строго в такт её дыханию, которое, в свою очередь, должно быть ровным и не слишком частым, иначе обоим придётся кончить раньше времени; достичь этого можно только если не заставлять её саму даже немного двигаться или терпеть какие-то нагрузки, например, тяжесть мужского тела. Поэтому всю тяжёлую работу он взял на себя, ей же оставалось только лежать попочкой на покрывале из заячьих шкурок, распластав руки и ноги, глубоко дышать и принимать в свою мокрую и скользкую от текущей смазки писюльку огромный и горячий член Овина, форма и размер которого были предназначены для удовлетворения похоти даже самых ненасытных девчонок.

Таня лежала с запрокинутой головой, закрыв глаза, и наслаждаясь этим полностью захватившим её процессом, целиком отдаваясь Овину каждой клеточкой своего тела, который снова и снова овладевал им через её такую нежную, чувственную и очень красивую писю. Изредка она, открывая глаза, чуть поднимала голову, чтобы снова увидеть, как монотонно двигается нависающий над ней могучий силуэт лесного великана, который так искусно работает сейчас с её истекающей, нанизываемой на огромный горячий кол, пиздёнкой.

Через какое-то время девушка уже не могла ни открыть глаза, ни, тем более, приподнять голову. Сознание помутилось, взгляд затуманился, и единственное, что она могла чувствовать — это могучий член Овина, который ебал и ебал её письку в ритме морского прибоя, подчиняя теперь уже сам этому ритму её дыхание, и не собираясь останавливаться, казалось, никогда.

Эта «пытка» сексом продолжалась уже более полутора часов. За это время внешне не поменялось ничего: ни ритм, ни глубина его фрикций, а волны сладострастия, которые умелый любовник настойчиво закачивал ей в голую писю, накатывали и накатывали, ничуть не утрачивая своей остроты. Напротив, несмотря на внешнюю монотонность процесса, Овин будто исполнял настоящую симфонию своим членом-смычком на Таниной письке-скрипочке. Он так искусно брал аккорды, играя на невидимых девичьих струнках, двигаясь в недрах мокрой щелочки, так мастерски исполнял соло на трепетном девичьем писюлёчке-клиторе, настойчиво увлекая его за собой, когда снова и снова вползал членом в нежную норку, и с точностью метронома задавал ритм своим «ударным инструментом», упираясь мягким кончиком своей остроконечной залупы в дальний свод бесстыжей писечки.

Таня лежала в позе морской звезды, наслаждаясь неотвратимостью этого «наказания». Так долго её никто и никогда в жизни ещё не ебал. Её личный рекорд — сорок минут до первого оргазма — она поставила пару лет назад, когда принесла домой новую очень удачную игрушку из секс-шопа и уединилась с ней под одеялом. Но те ощущения не шли ни в какое сравнение с тем, что с ней вытворял сейчас Овин. Он умело удерживал девушку уже второй час на грани оргазма,