Город детства

меня, не приставал. Просто просил и ждал. Я стеснялась, а ты снова просил и был так серьезен. Моя неуверенность таяла сменяясь любопытством... и еще каким-то чувством, каким-то тайным, запретным чувством, и в итоге я уже сама хотела тебе показаться... и я... — она замолчала, словно у нее пересохло во рту и потупила глаза. От частого дыхания поднималась и опускалась пышная грудь. Марина стояла, прижавшись спиной к бревенчатой стене. Ее опущенные руки тоже были прижаты к стене ладонями. Цветной летний сарафан плотно облегал округлые формы ее тела, на щеках рдел румянец. Я желал эту женщину, чувство это зародилось во мне внезапно, еще у костра, во время беседы и теперь разгоралось во мне все ярче, все жгучее и я уже еле сдерживался, чтоб не накинуться на желанную женщину. Меня возбуждало все: красивые черты ее лица, трепещущие упругие формы, жар ее тела, исходящий тонкий запах, бусинки пота, выступившие на шее от нарастающей июльской жары и волнения. И, конечно же, этот разговор, невинные воспоминания о детских шалостях.

— Я... хочу увидеть, — прошептал я, облизнув пересохшие губы.

— Нет, — так же шепотом ответила Марина, замотав головой и моляще глянув на меня исподлобья.

В ее глазах боролись смущение, страх и желание.

— Я очень хочу увидеть! Покажи мне? — просил я.

Взгляд Марины перебегал от моего лица к бугру на джинсах и обратно. Глаза ее блестели. От волнительного дыхания часто опускалась и поднималась пышная грудь.

Ее руки переместились со стены на бедра, и медленно перебирая пальцами стали приподнимать подол сарафана, собирая его гармошкой. Очень медленно цветная ткань поползла вверх обнажая красивые загорелые ноги.

Не отрывая взгляда, я медленно присел на корточки, а потом и вовсе опустился на колени на пыльный пол и короткими шажками приблизился к Марине почти вплотную. Подол приподнимался все выше, и мне не терпелось увидеть, что там под ним. Увидеть ее трусики и обтянутый ими вожделенный холмик. Я гадал поросший ли он волосками или выбрит и гол как у юной девушки. Я не думал в тот момент о сексе, о половой связи с Мариной. Я словно перенесся на десятки лет назад и снова стал маленьким мальчиком, который вот-вот коснется запретной девичьей тайны. Член изнывал в джинсах, и я принялся его легонько мять через ткань, не отводя взора от все более обнажающихся бедер Марины. Показался край трусиков. На ней они были обычные хлопчатобумажные бледно голубого цвета. Тонкая ткань скрывала под собой внушительный бугорок, выпирающий между сжатых бедер и снизу образующий расселину, в которую врезались трусики, разделяя этот бугорок надвое.

Где то там, за пределами полуразрушенной кузницы, во всю палило утреннее солнце, зарождая новый день. Вдалеке мычали коровы гонимые на выпас щелчками кнутов да матами пастухов. Но тут, среди ветхих стен время словно замерло, отгородившись от внешнего мира. Тут свершалась великая тайна, слезились глаза, пересыхало во рту, и кровь пульсировала в наших набухших от возбуждения